Слаще жизни Лаура Паркер Ник Бауэр чудом уцелел при авиакатастрофе, в которой погибли его жена и четырехлетний сынишка… А потом в его жизнь вошла Эва, принеся с собой спокойную, непритворную теплоту… Лаура Паркер Слаще жизни ГЛАВА ПЕРВАЯ Ну наконец-то пятница! Воздух потрескивал и искрил от выпущенной на волю энергии, когда толпа банковских и биржевых служащих, секретарш и клерков высыпала из офисов, расположенных в самом сердце делового района Манхэттена. Озорное летнее солнце забрасывало слепящими стрелами лучей глубокие каньоны нижнего Манхэттена, навевая мечты о долгих выходных днях, которые можно будет провести в ленивом безделье где-нибудь на берегу в Нью-Джерси, на Лонг-Айленде или в Коннектикуте. Среди людской толпы, разморенной жарой, какая бывает в конце июня, явно выделялся один человек. Не только потому, что безукоризненно сшитый костюм подчеркивал его поджарую фигуру. И не из-за впечатления, производимого преждевременно поседевшими волосами цвета старинного серебра. Его выделяла некая аура властности. Все в нем говорило о том, что человек этот требователен, что ему трудно угодить и что есть лишь один способ вести с ним дела – так, как считает нужным он сам. Все знали, кто он таков. Его звали Ник Бауэр. Как представитель финансовых интересов трех крупнейших корпораций города, Бауэр мог одним кивком открыть кредит на устройство нового парка, выпустить акции городского займа или обеспечить денежную поддержку любой политической кампании. То, чего он не мог добиться от своих союзников и противников личным обаянием и уговорами, он частенько выколачивал из них с помощью язвительного остроумия и непревзойденной логики. Многие искали благосклонности Ника Бауэра, но никто не мог сказать, что держит его в руках. В глаза его величали всемогущим гением, кудесником от юриспруденции. А заочно прозвали Айсбергом. Двойная складка, прорезавшая его патрицианский лоб, указывала на настроение, в котором он пребывал именно в этот день. Одна морщина означала состояние глубокой задумчивости. Две – что одолевающие его мысли неприятны. Когда Ник Бауэр был чем-то недоволен, то обычно десятки людей по пути его следования начинали нервно грызть ногти. Как только он подошел к краю тротуара, водитель «мерседеса» распахнул перед ним заднюю пассажирскую дверцу. – Добрый вечер, мистер Бауэр. – Здравствуйте, Джеймс. – Глубокие складки на лице Ника немного разгладились. Каким бы тяжелым ни оказывался прожитый день, при виде шофера ему неизменно становилось легче и мир начинал казаться несколько уютнее. – Что у нас на сегодняшний вечер? – Коктейль для спонсоров этого нового вернисажа в «Гуггенхейме», – последовал быстрый ответ. – Ужин в «Таверне на лужайке» с миссис Ральстон. Потом вы приглашены на поздние возлияния с Эвансами в «Эссекс-хаус». Ник погрузился в прохладный салон с обивкой из кремовой кожи и спросил: – А кто они такие, черт возьми? – Мемфисские Эвансы. – Да, верно. – Терпеливо дождавшись, пока водитель усядется за руль, Ник нажал кнопку переговорного устройства. – Поедем помедленнее: хочу посидеть спокойно. Потом мне потребуются спецификации по проекту Диллинджера, для Эвансов. Вы случайно не храните под кепи нужного файла? Улыбка водителя отразилась в зеркале заднего вида. – Из разговора с миссис Роберте мне стало известно, что она собирается переслать их вам по факсу в машину, до того как вы уйдете с приема. Вас ждут охлажденный бананово-манговый чай и горячая салфетка в подогревателе. – Вы, как всегда, на высоте, Джеймс. Тихонько засмеявшись, Ник снял свои темные солнцезащитные очки, ставшие уже чем-то вроде его опознавательного знака, и протянул руку за ожидавшим его стаканом, наполненным жидкостью бледно-розового цвета. Раньше он много лет пил что-нибудь крепкое, когда хотел снять напряжение после изнурительного рабочего дня перед столь же нелегким вечером. С поступлением к нему в штат нынешнего водителя вместо спиртного ему стал предлагаться стакан свежезаваренного фруктового чая каждый раз, когда он садился в лимузин. Потом он обнаружил, что если к лицу на несколько минут прикладывать горячую салфетку, то от этого чудесным образом улучшается самочувствие, хотя поначалу такое предложение ему резко не понравилось. Не менее эффективным оказался и портативный массажер для стоп, введенный в обиход позднее. Отпив глоток освежающего чая, Ник зажмурился и накрыл лицо теплой душистой салфеткой. Для человека его положения минуты отдыха были большой редкостью, а забота водителя делала их драгоценными. – Сэр? – окликнул его голос водителя по переговорному устройству. – Ммм? – довольным мурлыканьем отозвался он из-под салфетки. – Я просто хочу сказать, как мне приятно было у вас работать. Ник нахмурился. Такие слова не годились для начала хорошего разговора. Он отлепил от лица уголок салфетки. – Что это значит? Улыбчивые карие глаза на мгновение встретились с глазами Ника в зеркале заднего вида. – Я работаю сегодня последний день. – Черт побери! Неужели? – Ник сдернул с лица салфетку и подался вперед на кожаном сиденье. Двойная горизонтальная складка на лбу стала еще глубже. Он только вчера заглядывал в свой календарь и знал, что у него в распоряжении есть две недели на то, чтобы выработать стратегию и сделать так, чтобы водитель остался. – Никто не сказал мне об этом ни слова. – Мистер Бауэр, – послышался терпеливый ответ, – две недели назад вы сказали, что не возражаете, если я возьму отпуск. Ник сдвинул брови. – Разумеется. У нас с вами всегда была такая договоренность. Как только вы захотите взять отпуск, вы его получите. В январе вы уходили на целый месяц, чтобы подготовиться к экзамену в адвокатуру штата. – Да, и благодаря вам меня приняли. – Благодарить меня нет необходимости, – проворчал Ник. Он сам помог получить и то место, куда теперь уходит Джеймс. Но в феврале, когда он писал рекомендацию, уход водителя представлялся ему слишком отдаленной перспективой, чтобы волноваться по этому поводу. – Но отчего вдруг такое изменение в планах? – Мистер Бауэр, человеку вашего положения, естественно, незачем входить во все детали кадровых вопросов. Но если я хочу взять отпуск перед тем, как приступить к работе на новом месте, мне надо делать это сейчас. Уход или отпуск – в данном случае разницы нет никакой. Этот невозмутимый ответ сразу погасил гнев Ника. Он снова откинулся на спинку кожаного сиденья и стал играть кнопкой, опускающей и поднимающей стекло. – Мне это не нравится. – Он понимал, что говорит капризным тоном малыша, у которого отняли игрушку, но именно так он себя и чувствовал. Подобно своенравному ребенку, он зациклился на мысли о том, что если чего-то не признавать, то оно и не случится. – Заменить вас будет невозможно. – Сомневаюсь, сэр. Миссис Роберте уже рассмотрела две кандидатуры для замены. Бумажная работа сделана. Все в полном порядке. Вы вряд ли ощутите мой уход. Ник улыбнулся, и некий намек на веселость – большая редкость для него – смягчил строгие линии классически вылепленного лица. – Будет ли мой новый шофер таким же хорошеньким, как вы? Их взгляды вновь встретились в зеркале, пока они ждали у светофора. – Трудно сказать, сэр. Вы хотите взять на мое место тоже женщину? – Нет. – Ник отвернулся. Женщина-шофер. Если бы она была только этим, и ничем больше, у него сейчас не было бы такого чувства, будто его бросают. Так не годится. Шесть лет он потратил на то, чтобы научиться жить с глубоко запрятанными чувствами. Почему же он раздраженно барабанит пальцами по деревянной подставке? Да потому, что не может представить себе, как обойдется без этой ускользающей от него женщины, сидящей на месте водителя. – Мне будет не хватать вас, Джеймс. – А мне вас, сэр. Вы были хорошим работодателем. – И только-то? Он почувствовал, что она намеренно медлит с ответом, тормозя у привычного поворота, перед тем как бросить лимузин в невообразимый ад перекрываемого пробками уличного потока, текущего от центра к периферии. Он понимал, что она пытается подобрать подходящие слова. Джеймс не знала себе равных в искусстве уклонения от темы, обсуждение которой ее не устраивало. Когда ее глаза снова взглянули на него из зеркала, тонко очерченные брови над ними были вопросительно приподняты. – Простите, вы что-то сказали, мистер Бауэр? Ник натянуто засмеялся. – Милая, осмотрительная Джеймс. Неужели вы до последней минуты будете настаивать, чтобы наши отношения оставались официальными? Он увидел, как озорно прищурились ее глаза. – Меня зовут Эва, сэр. – Да, я знаю. – Как будто он нуждается в напоминании! Он снова надел очки, чтобы она не могла прочитать в его взгляде лишнее. Вот уже несколько месяцев образ Эвы Джеймс составлял ему компанию бессонными ночами. Из недели в неделю он видел перед собой ее затылок в мягких медных завитках, выбивающихся из-под кепи, слушал ее хрипловатый, но ласкающий слух голос и грезил наяву. Он почти привык находить удовольствие в мыслях о том, что испытает, если коснется ее персиковой кожи, покроет поцелуями нежный изгиб шеи или коснется губами мочки уха. В этих упоительных эротических грезах он совершенно забывался и забывал о погрязшем в заботах окружающем мире. И все же, если бы дело было лишь в сексуальном влечении, эта игра скоро ему надоела бы. Ник Бауэр соблюдал установленное для себя правило – не встречаться с работающими у него женщинами. По этой и другим причинам он не сделал ни единой попытки ухаживать за ней. Ну, если не считать того поцелуя в канун Нового года. Он тогда много выпил, а она вроде бы сочла, что этим все и объясняется. Но этим все не объяснялось. Тот поцелуй ни в коей мере не уменьшил влечения. Он хотел ее тогда, хочет и сейчас. Нет, здесь нечто большее, чем сексуальное влечение, – томительное чувство, ставшее для него столь же естественным, как дыхание. Уже почти год, как это влечение между ними едва уловимо тлело, словно при реакции самовозгорания. Он знал это. Знала это и она. Его отрезвляла только ее сдержанность. Что-то интригующее скрывалось в Эве Джеймс, что-то завораживающее, как пламя. И все же он подозревал, что она уйдет из его жизни не оглянувшись, если ее не остановить. – Вам и в самом деле будет не хватать меня, Эва? – Конечно. – Она замолчала, чтобы резко посигналить рассыльному на велосипеде, который чуть не чиркнул им по крылу. – Копаться в бумагах в каком-нибудь пыльном офисе в Олбани будет не так приятно и интересно, как возить по городу одну из особо важных его персон. Ник криво усмехнулся. Несмотря на весь энтузиазм, с которым была произнесена эта декларация, она с таким же успехом могла бы сравнить работу у него с посещением зубного врача. – Я имею в виду себя, Эва. Вам будет не хватать именно меня? – Конечно, мистер Бауэр. – Он уловил проблеск озорства в этих бархатистых, как анютины глазки, карих глазах, когда они на мгновение остановились на нем. – Всем известно, что половина незамужних женщин в городе влюблена в вас. Большинство из них мечтают выйти за вас замуж, остальные же просто хотят переспать с вами. При этих словах чувственная улыбка слегка тронула уголки его красиво очерченного рта. – А себя вы относите к какой половине? Он с чувством досады услышал, как она тихо засмеялась. – Какое это имеет значение, если всех нас ждет разочарование? Ник ничего не ответил. Она намекала, конечно, на его репутацию мужчины, который притягивает к себе женщин десятками, но спит чаще всего один. С другой стороны, сама она не скрывала, что предпочитает отношения, которые имели бы определенную перспективу. Уж если говорить начистоту, то всякий раз, когда женщина, с которой он встречался, начинала чирикать о гнездовании, он со всех ног бросался к ближайшему выходу. Но к тому у него были причины, и очень веские. Шесть лет назад его жизнь рухнула, когда он чудом уцелел в авиакатастрофе, в которой погибли его жена и четырехлетний сынишка. Потрясение от этой трагедии привело к двоякому результату: он никогда больше не летал, а его с таким трудом приобретенный душевный покой основывался на сознательно культивируемой в себе бесстрастности. У него случались с женщинами романы, не переходившие в серьезные отношения. Эти романы были краткими, плотскими и по большому счету неглубокими, зато более безопасными, чем их альтернатива. Не затрагивая эмоций, они не обогащали его, но и боль причинить не могли. Потом в его жизнь вошла Эва, привнеся с собой спокойную, непритворную теплоту. Долгие часы, проведенные в обществе друг друга во время поездок в Вашингтон, Бостон и Чикаго, укрепили их дружбу. Догадывалась Эва об этом или нет, но мало-помалу она проложила дорожку туда, где были спрятаны его чувства. Постепенно, и сам того не желая, он начал задавать себе вопрос о возможности полюбить снова. Ник расслабленно откинулся на спинку сиденья и ощутил, как им овладевает инстинктивное желание переключиться на что-нибудь другое. Эти мысли опасны, очень опасны. Рядом с ним на консоли ожил факс и спустя несколько секунд начал выплевывать нужные для встречи с Эвансами бумаги, как и предсказывала Эва. Впереди, на водительском месте, Эва Джеймс пыталась сосредоточиться на дорожной обстановке, обычной для вечерних часов пик в пятницу, но ей это плохо удавалось, потому что все ее внимание было поглощено пассажиром, которого она везла. Он закрылся щитом своих темных очков, и его лицо теперь казалось вырезанным из куска льда – таким оно было холодным и лишенным всякого выражения. Но она видела его глаза раньше и заметила в них оттенок усталости, от которой удлинялись резкие вертикальные впадины на щеках и временами казался жестким даже красиво очерченный рот. Как часто ей хотелось разгладить эти морщины на его лице, проведя по ним кончиками пальцев, пригладить густые серебристые волосы на висках, смягчить и согреть поцелуями твердые губы! Эва вздохнула и улыбнулась. Ее мысли были такими банальными, что ей стало неловко за себя. Наперекор рассудку, вопреки самым благим своим намерениям взяла вот и влюбилась в собственного босса. Когда она впервые увидела Ника Бауэра, ей на ум сразу же пришла часто слышанная фраза, что таких мужчин просто не бывает. Он стоял спиной к окнам, и его силуэт вырисовывался на фоне неба над Манхэттеном. Когда он повернулся к ней, стекла его темных, наподобие авиаторских, очков сверкнули в солнечных лучах словно золотые. Из-за этих очков его лицо казалось жестким, непроницаемым. Потом он снял их и, здороваясь, протянул ей руку. От взгляда этих темных глаз цвета горького шоколада у нее чуть не подкосились ноги. Неудивительно, что он почти постоянно прикрывался очками. Неожиданно выразительные глаза выдавали в нем страстную, глубокую натуру, скрываемую за имиджем крутого дельца. Она прекрасно понимала, что нельзя дать ему заметить ее реакцию. Работа была нужна ей больше, чем мужчина, да и с мистером Бауэром они определенно играли в разных лигах. Сначала он был настроен резко против того, чтобы взять ее на шоферскую должность. Говорил, что держать возле себя на побегушках красивую женщину равносильно тому, чтобы во всеуслышание объявить себя камикадзе. Но она не могла позволить себе смириться с отказом и отстаивала свое дело, как опытный юрист, хотя была пока только аспиранткой. Почему, спрашивала она, это место должен получить мужчина – просто потому, что он мужчина, – когда она вполне способна справиться с работой, уже принята в штат и нуждается в этом заработке, пока готовится ко второй попытке сдать экзамен в адвокатуру штата Нью-Йорк? Он будет доволен, пусть только даст ей шанс доказать это. Он дал ей такой шанс. Работая его шофером, она воочию узнала, что представляют собой женщины, играющие роль в его жизни. Это были супермодели, светские львицы, богатые наследницы и молодые бизнесменши, все с твердым желанием преуспеть и вкусить плоды успеха. Быть увиденной в обществе Ника Бауэра считалось бесспорным достижением. При его неуловимости затащить его в постель было равносильно выигрышу в сексуальной лотерее. Это знал он. Это знали они. А Эва смотрела и слушала, как он играет и выигрывает. И все же он редко пользовался теми предложениями, которые делались ему даже в открытую. Сюрпризом для нее оказалось то, что он не во всем отвечал своему имиджу. Все думали, что Ник Бауэр имел абсолютно все, что хотел и когда хотел. Люди видели лишь наружную оболочку этого обаятельного и тонкого человека. Они не видели ни его одиночества, ни его печали. Только она ловила порой выражение грусти у него на лице, когда он сидел один в полумраке и тишине лимузина, огражденный на несколько минут от того шумного и бурного вихря, в котором жил. И ее сердце наполнялось острой жалостью к нему. Рев полудюжины клаксонов, извещавший о перемене сигналов светофора, вернул ее к действительности. Она нажала на педаль газа, но сразу же ударила по тормозам, потому что какое-то такси, предупредительно сигналя, проскочило перед передним бампером, чтобы успеть протиснуться в узкую щель, остававшуюся между лимузином и идущей впереди машиной. – Прошу прощения, сэр, – извинилась она за толчок, побеспокоивший ее пассажира. Возьми себя в руки! – приказала она себе. Не хватало еще, чтобы последним воспоминанием Ника Бауэра о ней стал счет за нанесенный ею ущерб. – Найдите какую-нибудь тихую улицу и припаркуйтесь, Джеймс, – послышалось в ответ по переговорному устройству. – Да, сэр. – Распоряжение удивило Эву, но переспрашивать она не стала. После нескольких минут маневрирования ей удалось выбраться из главного потока движения и найти относительно свободную боковую улочку в Гринвич-Вилледже, где она смогла припарковаться во втором ряду. Оглянувшись через плечо, она спросила: – Будут еще распоряжения, сэр? Он кивнул. – Да. Подойдите ко мне. Она подошла и открыла дверцу с его стороны, но он, не выходя, поманил ее пальцем. – Садитесь сюда и закройте дверцу. Когда он помогал ей готовиться к экзамену, они нередко сиживали рядом на заднем сиденье и прорабатывали какую-нибудь тему. Но с тех пор прошло какое-то время, и сейчас, чувствуя некоторую неловкость, она села напротив. – Что вы хотели, мистер Бауэр? – Побыть минутку в вашем обществе. Она вдруг почувствовала себя незащищенной под испытующим взглядом его темных глаз. Он открыл холодильник и достал бутылку шампанского, которую требовал постоянно держать охлажденной. – Я подумал, что ваш последний день стоит отметить. – Его взгляд еще больше потеплел. – Мы ведь друзья, в конце концов, верно? – Конечно, – бодро ответила Эва в надежде, что улыбка вышла не такой дурацкой, какой она ее ощущала. Просто смешно, что ее пульс перешел в галоп, а губы слегка дрожат. Пока он откручивал проволоку на пробке, она попыталась вернуть себя в реальность. Не нужно истолковывать его поступок как личную заинтересованность. Это всего лишь любезность. Она смотрела, как он наливает бледно-золотистую жидкость в один из высоких хрустальных бокалов, имевшихся в лимузине. Поверхность вина вспенилась, а шипение лопающихся пузырьков создавало праздничное настроение. Покончив с этим делом, он взглянул на свои наручные часы, стоившие дороже, чем ее подержанная машина. Потом снова перевел взгляд на нее, и она сразу забыла о том, что намеревалась не дать ему по выражению глаз догадаться о ее истинных чувствах. – У нас всего одна минута до того, как нужно будет ехать дальше, но мне необходимо вам кое-что сказать. Он поднял оба бокала, передал один ей и затем коснулся его краем своего бокала. – За будущее, Эва. – Благодарю вас, сэр, – ответила она, вернувшись к той официальности в обращении, которую они всегда поддерживали между собой. – Я не хочу потерять вас, Эва. Она оторвала взгляд от бокала и взглянула ему в лицо. В его говорящих глазах отразилось что-то новое: это было больше, чем теплота, мягче, чем улыбка, и опаснее, чем просто расположение. В их таинственной, темной глубине она увидела воплощение своей самой сокровенной грезы – тлеющий огонь желания. – Что мне сделать, чтобы вы остались? – спросил он своим проникновенным, неотразимым голосом. Что-то заставило ее замешкаться с ответом, что-то такое, чему она затруднялась дать название. Это было то самое чувство самосохранения, которое заставляет человека не бросаться перебегать улицу сразу же, как только свет переменился на зеленый, – секундой позже его обдает ветром от пронесшейся мимо машины, выскочившей на красный свет. С ума сойти. Невозможно. Осталось всего несколько дней до ее отъезда. Однажды в прошлом она уже позволила чувствам запутать ее в любовной связи и потом расхлебывала все прелести неудачного брака. Человек имеет право лишь на одну большую романтическую ошибку. Но, боже мой, какой соблазн! Он – само искушение. Притягательная улыбка чуть трогала его красивый рот. – Ну так как, Эва? Она смущенно засмеялась и тут же закашлялась. – Прошу вас, мистер Бауэр… давайте закруглим наши отношения в том дружеском ключе, в каком мы их поддерживали весь год. Глубокая складка прорезала его лоб. – Почему? – Потому что другое просто немыслимо, – ответила она с абсолютной честностью. И добавила через один удар сердца: – Не так ли? Его глаза удивленно прищурились. – Вы уверены? Эти слова он почти прорычал. Движением наносящей удар кобры он выбросил вперед руку и, притянув ее голову к себе, впился ей в губы. Это был не самый романтический поцелуй в ее жизни, зато самый ошеломляющий. Ник буквально пожирал ее рот, кусал зубами нежные губы, добиваясь ответа так, словно от этого зависела сама его жизнь. Она не осмеливалась прикоснуться к нему, не в состоянии была ни оттолкнуть его, ни прижаться в ответ. Могла лишь ощущать силу его желания по тому, с каким жаром он целовал ее и как крепко его пальцы впивались ей в затылок. И этого было достаточно, и этого было совсем недостаточно. Он хотел ее. Она хотела его. Все совпадало. – Сегодня вечером вы придете ко мне домой, – сказал он задыхающимся голосом и коротко засмеялся своей дерзости. – Мы выясним, что мыслимо и что немыслимо. Она немного отстранилась от него. – Мистер Бауэр… – Ник, – поправил он и попытался снова поцеловать ее, но она резко отпрянула, потому что все происходило слишком быстро. В тот же миг она поняла, что совершила ошибку. Свет в этих живущих интенсивной жизнью глазах сразу потух, а губы, которые лишь несколькими секундами раньше так убедительно объяснялись с ее губами, вытянулись в жесткую, гневную линию. – Таков ваш ответ? – Я… да. – Она не знала, зачем сказала это. Может, это произошло потому, что за ними наблюдали сидевшие на крыльце соседнего дома мужчина и женщина. Или оттого, что она знала его лучше, чем он сам знал себя. Она сомневалась не в его желании, а лишь в последствиях, которые наступят, как только желание пройдет. Не хотелось опять собирать черепки. Она отодвинулась от него и покачала головой. – Вам нужен новый шофер, а не новая партнерша для постели. – Ее слова прозвучали спокойно и невозмутимо, хотя на самом деле она с трудом удержалась, чтобы не потянуться к его губам. Две параллельные линии прочертили его лоб. – Понятно. Извините. – Его тон не был извиняющимся. В нем слышалось бешенство. Ник передвинулся на свое обычное место, и она услышала, как он грубо выругался свистящим шепотом, когда плеснул шампанским на сиденье. Осушив одним большим глотком свой бокал, он снова посмотрел ей в лицо. И теперь взгляд его темных глаз был так же холоден, как нефтяное пятно на водной поверхности где-нибудь в Северной Атлантике. – Не понимаю, что на меня нашло. – Он протянул руку, будто хотел снова прикоснуться к ней, но в последний момент передумал. – Простите меня, Эва. – Ничего страшного не случилось. – Эва отдала ему свой нетронутый бокал. – Все равно мне нельзя пить. Я за рулем. – Прежде чем он успел остановить ее, она распахнула заднюю дверцу, вышла из машины и перешла на свое водительское место. Всю остальную часть пути она ощущала его взгляд у себя на затылке. Этот взгляд прожигал насквозь, она чуть ли не удивилась, почему у нее не задымились волосы. Но он не произнес ни слова. Когда они наконец остановились перед «Гуггенхеймом», царившее в машине молчание уже казалось не предвещающим ничего хорошего. Эва протянула руку, чтобы выключить зажигание, и в этот момент Ник, пересев на сиденье позади нее, тронул ее за плечо. Она оглянулась и увидела его лицо всего в нескольких дюймах от своего. Взгляд его был серьезен, а застывшие черты лица, казалось, скрывали какое-то рвущееся наружу чувство. – Послушайте, я должен перед вами извиниться. – Он говорил тихим, приглушенным голосом. – В этом нет необходимости. – Она попыталась улыбнуться, но это ей не вполне удалось. Он был слишком близко, его теплое дыхание касалось щеки. Ник всматривался в нее, ища какого-нибудь знака, который помог бы понять, что она чувствует, но не видел ничего, кроме настороженности. – Ладно, хорошо. Он передвинулся на свое обычное место. Они не совершили ошибки… так будет лучше. Но лучше, чем что? – безрадостно подумал он. – Я вернусь ровно через двадцать минут, – коротко бросил он, когда она зашла с его стороны, чтобы открыть дверцу. – Хорошо, мистер Бауэр, – сказала Эва, потупясь. Ник вышел из машины и резким движением снял очки. В следующее мгновение она почувствовала, как он берет ее за подбородок и поднимает голову, чтобы заставить посмотреть ему в глаза. Его взгляд был темен, горяч и насыщен, словно крепкий черный кофе. – Меня зовут Ник, Эва. Ник. Он повернулся и зашагал прочь энергичной походкой человека, выглядевшего почти вдвое моложе своих сорока лет. Эва глубоко вздохнула и расправила плечи. Хорошо бы посмотреть на все философски. Ей скоро предстоит сменить шоферское кепи на деловой костюм, а переднее сиденье лимузина – на офис с кондиционером в престижной юридической фирме. Она немало потрудилась ради этой возможности. Но до начала работы на новом месте она собиралась провести десять дней в Канкуне, где ее ожидают солнце, песок и экзотическая ночная жизнь. Это будет именно такая передышка, в какой она нуждается. Может быть, хоть тогда ее тело перестанет болеть оттого, что она постоянно находится так близко, но и так далеко от Ника Бауэра. Может быть, по ночам ей больше не будет видеться такое выражение его лица, какое появляется у него, когда он думает, что никто на него не смотрит. Но может быть и так, что в один прекрасный день она проснется и поймет, как глупо поступила, отказавшись от шанса побыть с ним в настоящей близости – пусть даже одну ночь. – Что, босс сегодня малость не в духе? Эва улыбнулась человеку в форменной одежде, опиравшемуся на бампер лимузина, припаркованного впереди ее машины. Боб был одним из многих водителей, с которыми ей довелось познакомиться за последний год. – Не больше обычного, – направляясь к нему, ответила она в тайной надежде, что это было сказано достаточно небрежным тоном. Боб нахмурился, и его кепи съехало еще ниже на лоб. – Никогда не слышал, чтобы мистер Бауэр круто обходился с работающими у него женщинами. – А он и не обходится, – быстро сказала Эва, машинально выгораживая Ника, хотя тот, строго говоря, был не прав. Она с трудом выдавила из себя слабое подобие улыбки. – Я сама виновата. Боб улыбнулся во весь рот. – Нам будет тебя не хватать, малышка. – Он кивнул в сторону длинного ряда лимузинов, опоясавших весь квартал. – По красоте никто из всех этих парней тебе и в подметки не годится. Хотя, конечно, когда тебя не будет поблизости, у меня появится больше шансов выигрывать в покер. – Длинными и холодными зимними вечерами игра в карты на заднем сиденье одного из лимузинов помогала водителям коротать часы между поездками. Они оба одновременно оглянулись, когда полицейский регулировщик остановился рядом с «мерседесом» Эвы и стал шуметь насчет несоблюдения правил парковки. – Увидимся на той стороне, – сказала Эва, помахав рукой, и тронула машину с места, чтобы избежать штрафа. Спустя ровно двадцать минут появился Ник и направился к ожидавшей его машине. Он был не один, а в сопровождении двух молодых женщин в костюмах для коктейлей, юбки которых едва доходили до середины бедра. – Этих дам нужно подвезти, – объяснил Ник, когда Эва открыла дверцу. В его голосе ей послышалось раздражение. – Пожалуйста, сэр. – Она не удивилась. За последние месяцы ей не раз приходилось подвозить оказавшихся в затруднительном положении женщин разного возраста. Иногда у них бывало реальное место назначения, а иногда и нет. Тем не менее она едва удержалась, чтобы не хлопнуть дверцей, когда был втянут внутрь последний дюйм длиннющей ноги. Чего она, собственно, ожидала? Признания в вечной любви? Нет, так даже лучше. Но ее мысли были горьки, как перестоявшийся кофе, когда, усаживаясь за руль, она услышала откровенно игривый смех пассажирок, доносящийся с заднего сиденья; На секунду ее глаза встретились в зеркале с глазами Ника. Его взгляд был так же скользок и обманчив, как лед. Не зря же его называют Айсбергом. С ним трудно иметь дело, и он настолько холоден, что кажется обжигающе горячим. Если бы она была чуточку менее осторожной, то непременно бы обожглась. ГЛАВА ВТОРАЯ – Он уволил всех троих? – Нет, разумеется, нет. – Даже по телефону миссис Роберте разговаривала тоном преданного служаки, которого ничто и никогда не может побудить высказаться критически в адрес босса. – Просто никто из них не отвечал его требованиям. Мы в отчаянии, мисс Джеймс. В конце недели мистер Бауэр должен быть в Северной Каролине на совещании, которое будет проводиться в Великих Дымных Горах. – И вам хотелось бы, чтобы я отвезла его туда. – Эва встретилась взглядом со своей соседкой по комнате, Эйн, которая бессовестно подслушивала разговор. Эйн отрицательно замотала головой. – Разумеется, вы получите щедрое вознаграждение. Эва взглянула на украшающий запястье серебряный браслет шириной в два дюйма. В него был вделан крупный многоцветный турмалин. Хотя она купила браслет по сходной цене, поторговавшись, как того требует мексиканский обычай, такая покупка из отпускных средств не планировалась – она просто не смогла устоять перед соблазном. – Насколько щедрое? – От названной суммы у нее округлились глаза. – Должно быть, вы действительно в отчаянии. – Вот именно. Нам также известно, что вас ожидают в Олбани в понедельник. Мы отправим вас туда из Северной Каролины самолетом, прямым рейсом. – Как же мистер Бауэр попадет домой? – Получив эту отсрочку в несколько дней, мы, конечно, найдем кого-то, кто его не боится. – Несмотря на частое употребление царственного «мы», миссис Роберте говорила совсем как безответная тетушка, во всем потакающая племяннику. – Мистер Бауэр не так страшен, как кажется. Эва усмехнулась. Его противники явно другого мнения. Предложенное вознаграждение, и впрямь более чем щедрое, – отличный стимул. Но надо принимать в расчет и другие соображения. – Мистер Бауэр в курсе, что вы связались со мной? Голос на другом конце провода помедлил с ответом. – Пока еще нет. Но всякий раз, выражая недовольство очередным водителем, он ссылается на ваши способности и умение в качестве эталона. – И все же он может не согласиться на такие условия. – До Эвы донесся вздох досады, который испустила Эйн. – Он будет в восторге, – твердо сказала миссис Роберте. – Дайте мне подумать, миссис Роберте. Эйн спрыгнула с подлокотника дивана. – Ты шутишь? Когда Эва пожала плечами, Эйн стала прыгать по комнате, подражая обезьяньим жестам и гримасам. Эва демонстративно повернулась к ней спиной, не желая смотреть на эти ужимки. – Мне надо прикинуть, можно ли отменить все то, что я уже успела себе напланировать, миссис Роберте. Я арендовала фургон и собиралась в субботу и воскресенье перевозить свои вещи в Олбани. – Считайте, что это сделано, – незамедлительно откликнулась миссис Роберте. – Договаривайтесь о своих делах, а мы все хлопоты и расходы возьмем на себя. Почувствовав, что старые обязанности берут в ней верх, Эва решила сбить темп игры: – Я позвоню вам и дам ответ через час. Положив трубку, она вздохнула и посмотрела на кучу багажа у своих ног. Она только что переступила порог дома, вернувшись из отпуска. Десять дней, проведенные в окружении солнца и воды, значительно подняли ей настроение. Если бы она не поддалась соблазну проверить автоответчик сразу же, как только открыла дверь, то не оказалась бы опять в плену эмоционального смятения, от которого она вроде бы освободилась навсегда. – Неужели ты серьезно думаешь согласиться на эту работу? – спросила в крайнем удивлении Эйн, откидывая со лба густую челку. Ее кожа была такой бледной, что казалась прозрачной, и девушка подчеркивала это обстоятельство тем, что красила свои коротко подстриженные волосы в шокирующий темно-бордовый цвет. – Ну что ты молчишь? Эва пожала плечами: этот допрос ей не нравился. – В чем тут дело? Что, всякий раз, как мистер Шарманщик дергает за цепочку, его обезьянка Эва должна исполнять свой трюк? – Эйн стала чесать у себя под мышками и издавать звуки, напоминавшие крики Читы. – Не хами, – возмутилась Эва и почувствовала, как выступивший под легким загаром румянец опалил нежную кожу лица. – Эти деньги для меня не лишние. Надо будет устраиваться на новом месте, а это совсем не дешево. – Так ты все-таки думаешь согласиться! – Со стоном разочарования Эйн плюхнулась в гамак, который служил дополнительным посадочным и спальным местом в их маленькой квартирке на пятом этаже в доме без лифта. Эйн было двадцать пять, она числила себя актрисой, но чаще всего пребывала в простое «между ангажементами». Чтобы платить за квартиру в ожидании следующей роли, девушка работала официанткой или нанималась клоуном и мимом к человеку, занимавшемуся устройством детских праздников. – Я никак не могу взять в толк, с какой стати Бауэр рассчитывает, что ты плюнешь на свою жизнь и бросишься к нему на выручку? Ты ведь даже не работаешь больше на него. Ты – юрист. Или забыла? – Не думаю, что мой звонок в ответ на звонок секретарши мистера Бауэра можно счесть признаком склероза, – ровным тоном сказала Эва, наклоняясь за своими вещами. – Неужели даже не распакуешься? – насмешливо фыркнула Эйн. Захлопав ресницами, она изобразила на лице глупую ухмылку и проблеяла: – Конечно, мистер Бауэр. Как скажете, мистер Бауэр. Призвав на помощь свою природную сдержанность, Эва неторопливо выпрямилась. – Кто спрашивал твоего мнения? – Уж конечно, не ты. Но ты его так или иначе выслушаешь, – парировала Эйн. – Я видела, с каким лицом ты каждый раз произносишь его имя, – продолжала она, сверля подругу прокурорским взглядом. – Смотри, как бы он не перевернул всю твою жизнь! – Возможно, ты права, – пробормотала Эва. Она давно поняла, что спорить с Эйн бесполезно. Прирожденная моралистка, Эйн воспринимала окружающий мир в виде надписей крупным жирным шрифтом: ЧЕРНОЕ или БЕЛОЕ, ПРАВИЛЬНО или НЕПРАВИЛЬНО. – Признайся, – продолжала воодушевленная ее покладистостью Эйн, – ведь ты пытаешься найти любой предлог, чтобы снова увидеть его. Ты же в него влюблена. – Улыбка Эйн стала прямо-таки источать самодовольство. – Верно? Поняв, что Эйн от нее не отстанет, пока не получит хоть какое-то подобие ответа, Эва нехотя сказала: – Признаюсь в том, что еще не решила, что мне делать. – Все! Сдаюсь! – Эйн порывисто вскочила, подхватила свою сумку со спортивными принадлежностями и направилась к двери. Потом вдруг резко остановилась и повернулась на сто восемьдесят градусов. – Послушай, извини меня, если я вмешиваюсь не в свое дело. Просто не хочу, чтобы тебе причинили боль. – Она лукаво улыбнулась. – А вообще я крупный специалист по склеиванию разбитых сердец. Пока. – Пока. – Эва подняла свои чемоданы и понесла их в спальню. Если честно, она надеялась получить какую-нибудь весточку от Ника. Нечто дивно романтическое, нечто отчаянное, нечто такое, что вынудит ее еще раз увидеться с ним перед отъездом. Возможность проехать с ним в качестве шофера половину всего Атлантического побережья – не совсем то, что ей представлялось, когда она воображала себе их встречу. Хуже всего, что ее тянуло принять это предложение. Наверное, хотя бы из самоуважения следует отказаться. Здравый смысл говорил ей, что глупо забрасывать все свои дела ради удобства человека, который не потрудился даже позвонить. Множество разумных возражений успело прийти Эве на ум, пока она распаковывала чемоданы и принимала душ. Но когда она, закутанная в два махровых полотенца, вышла из душевой кабинки, из головы выветрилось все, кроме одного-единственного образа – Ника, каким она видела его в последний раз десять дней назад, высаживая перед домом. У него было такое выражение лица, словно он смирился с потерей чего-то очень важного в жизни. Точно такое же чувство утраты было и у нее. На том они и расстались. А ведь можно было сделать шаг навстречу. Эта грустная мысль вобрала в себя все то сожаление, которое в ней накопилось. Эва надеялась на какой-то более определенный знак, который недвусмысленно указал бы, как ей быть со своими чувствами. А получила лишь одну из маленьких загадочных подсказок, какие любит подбрасывать жизнь. Еще один шанс, но и только. Она стянула с головы полотенце и тряхнула мокрыми волосами. Почти целый год она прожила с желанием растопить ледяную оболочку Ника Бауэра, сделать теплее его улыбку и разгладить застывшие складки печали у него на лице. Но это было не просто физическое влечение. И хотя Эйн, допекая ее, заставляла отрицать очевидное, Эва знала, что способна посмотреть фактам в лицо. Она действительно была влюблена в Ника Бауэра. И подозревала, что он испытывает к ней нечто большее, чем вожделение. Точно так же очевидно было и то, что она не может оставить все как есть, то есть нерешенным. Доставая щетку для волос, Эва затаенно улыбалась уголками губ. Два дня наедине с Ником. Два дня на то, чтобы заставить его понять, что он любит ее и что ради любви стоит рискнуть. Искушение слишком прекрасно, чтобы отвернуться от него. Глядя в зеркало, она изучала пикантный автопортрет в полотенце. Если она согласится, то исключительно на своих условиях. Никакой униформы. Никакого кепи. Никаких брюк. И никакой формальности. Для того чтобы растопить айсберг, нужно сконцентрировать теплоту в один луч. Чтобы проделать это с Ником, потребуется по меньшей мере тепло ядерного реактора. Ник вошел в лифт на верхнем этаже и нажал на кнопку «холл». Прислонившись к облицовке из красного дерева и меди, он опустил свою дорожную сумку и кейс на пол. Пришлось проработать всю ночь, чтобы успеть до отъезда из города подчистить все накопившиеся дела. В глаза будто песку насыпали. Мышцы все еще слегка дрожали после того, как на рассвете он позанимался в спортзале компании. Если повезет, то можно будет поспать в машине. Так или иначе, он без восторга думал о том, что ему предстоит провести два дня в дороге с незнакомым водителем за рулем. Вопреки всеобщему мнению он отказался от услуг трех последних водителей не под впечатлением ухода Эвы Джеймс. Таким капризным он не был. Но не колебался, когда получал повод. Первый шофер решил, что участвует в гонке на выживание. Второй из-за любой мелочи начинал орать непотребные ругательства из окна. Ник не нуждался в имидже такого рода. Третий водитель просто совсем не знал Манхэттен. Дважды он умудрился так заблудиться, что даже сам Ник не мог точно сказать, где они находятся. Ник провел рукой по серебристым волосам, в которых после душа остались темные влажные полосы. Он примирился с уходом Эвы из штата его служащих, но восставал против ее ухода из его жизни. Он не раз говорил себе, что надо забыть о ней, но легко сказать… Теперь, когда Эвы не было у него перед глазами, он думал о ней постоянно. В самые неподходящие моменты на протяжении последних десяти дней ловил себя на том, что вспоминает, какая у нее улыбка, старается точно представить себе наклон ее головы, когда она внимательно слушает его. Аромат ее духов каким-то необъяснимым образом до сих пор витал в лимузине. Ее волнующий, с хрипотцой голос эхом памяти до сих пор звучал в уединенной нише заднего сиденья. Отсутствие ее блестящих, улыбающихся глаз, ведущих с ним доверительный разговор через зеркало заднего вида, напоминало ему, что он опять остался совсем один. Не в его характере было предаваться мрачным раздумьям. Не в его характере было грезить наяву или оглядываться назад с сожалением. Но с недавних пор он вообще думает и чувствует во многом как-то иначе. Его мысли и чувства оказались неразрывно связанными с Эвой Джеймс. Если бы не препятствовали деловые обязательства, он выставил бы себя полным идиотом, помчавшись за ней в Канкун. Он взглянул на часы. Время 6. 47. Накануне он дважды пытался ей дозвониться, зная, что она должна вернуться из Канкуна, но ему отвечал автоответчик. Сейчас слишком рано для звонка, но нужно поговорить с ней. Может быть, она согласится, чтобы он заскочил к ней по дороге перед отъездом. Волнуясь, словно юнец, осмелившийся наконец пригласить девушку на первое свидание, Ник вытащил из кармана сотовый телефон и набрал номер, который знал наизусть. Телефон прозвонил четыре раза, прежде чем на другом конце провода послышались признаки жизни. В конце концов, сонный женский голос спросил: – Кто это, черт возьми? – Ник Бауэр. Я хотел бы поговорить с Эвой Джеймс. Он услышал звук, похожий на фырканье. – Поздно. Она сбежала с циркачами! У-у! У-у! У-у! Нахмурившись, Ник нажал кнопку отбоя. По-видимому, он разбудил соседку Эвы, которой снились кошмары. Иначе, почему она разразилась обезьяньим визгом перед тем, как бросить трубку? Но, черт побери, он упустил Эву! Лифт прозвонил, доставив его на место назначения. Спустя несколько минут он уже вдыхал напоенный ароматами воздух раннего утра с плывущими по небу редкими облаками, предвещающими жаркий июльский день. Это предвестие исторгло у него глухое проклятие, и две глубокие складки прорезали лоб. Он вспомнил прогноз погоды, обещавший грозы с ливнями по всему Атлантическому побережью, и настроение у него еще больше ухудшилось. Он надеялся увидеть Эву до отъезда, но вплоть до этого момента не понимал, насколько сильна была его надежда. Эва ждала уже почти двадцать минут, когда наконец увидела выходящего из здания Ника. Она выбралась из машины, чувствуя, как участился пульс. В неверном утреннем освещении едва угадывались знакомые очертания, но и этого оказалось достаточно, чтобы душа ее взволнованно встрепенулась. Она заметила, что он немного припадает на правую ногу, и поняла без всякой подсказки, что он опять работал всю ночь. Чаще всего повреждение, полученное в авиакатастрофе, заметно не было. Но когда его одолевала усталость и железный контроль над собственным телом ослабевал, внимательному наблюдателю нетрудно было увидеть, что он прихрамывает. Эва намеренно не проводила мысленной репетиции этого момента, опасаясь пустых иллюзий. Обойдя машину спереди, она остановилась возле бампера и стала ждать. Ник моргнул, заметив женскую фигуру, стоящую возле лимузина. Этого не может… Он сорвал свои темные очки. – Эва? Увидев, как он пораженно застыл, она улыбнулась. – Привет, Ник. Она была в костюме, как положено. Но вместо форменного брючного костюма, какие носила весь год, она надела на этот раз короткий приталенный бежевый жакет, подчеркивающий ее женственные линии. Расклешенная юбка из того же материала, длиной всего в двадцать дюймов, почти не скрывала загорелых ног. Волосы были распущены и волнами цвета темной меди струились по плечам. Она наблюдала за тем, как в восхищении потемнели его глаза, а строгие черты лица смягчились от широкой мальчишеской улыбки. Такая реакция, решила она про себя, окупает каждую секунду времени, ушедшего на подготовку. – Я страшно рад вас видеть. – Он бросил взгляд на пустующее переднее сиденье лимузина. – Но что вы здесь делаете в такое время? Ник ничего не знает о сделанном ей предложении. Эву неприятно поразило, что миссис Роберте ее обманула, но она быстро подавила вспыхнувшее было раздражение. Ведь она видела лицо Ника в тот момент, когда он узнал ее. Оно засветилось, словно рождественская елка. Неплохо для начала. Но не надо обольщаться. – Кажется, мы вместе едем в Северную Каролину, – сказала она бесцветным тоном. От неожиданного сюрприза Ника обдало жаром. – Так это вы везете меня в Северную Каролину? Эва коротко кивнула. – Если не возражаете. – Боже упаси. Какие возражения? – Он еще раз окинул ее взглядом, задержавшись чуть дольше на длиннющих ногах. Вид был потрясающий. Это была самая стройная, самая красивая и самая обольстительная пара загорелых ног. День стал казаться лучше. Все вдруг стало казаться лучше. Он проведет наедине с Эвой целых два дня! Ник снова посмотрел ей в лицо, соображая, догадывается ли она о том, что происходит с его нервами от одного ее вида. Он заметил легкий румянец на ее щеках и с надеждой предположил, что это от близости к нему, а не от тропического солнца, под которым она нежилась. – Отдых пошел вам на пользу. – Спасибо. – Она скользнула взглядом по усталому лицу, пытаясь уловить его настроение. – А вот у вас вид довольно скверный. Вы не должны работать по ночам. – Пришлось кое-что доделать. – Он расправил ноющие плечи. – После вашего ухода за мной некому приглядывать. – Неожиданно он улыбнулся, но в глазах осталась тень сомнения. – Почему вы не перезвонили в ответ на мои звонки? Эва широко раскрыла глаза. – Какие звонки? Ник нахмурился. – Вчера я звонил дважды и оба раза оставлял сообщение на вашем автоответчике. Сегодня утром даже разбудил вашу приятельницу. Она сказала что-то такое… будто бы вы сбежали, чтобы поступить в цирк. Кстати, она всех звонящих развлекает обезьяньими звуками? – Это как раз в стиле Эйн, – пробормотала Эва. Сначала миссис Роберте, а теперь и Эйн. Похоже, все считают, что имеют право вмешиваться в ее жизнь – ради ее же блага… Вот только каким они себе это благо представляют? Она протянула руку к его дорожной сумке. – Позвольте мне. Ник покачал головой. – Я не могу поверить, что вы согласились, – сказал он, идя за ней к багажнику. – Разве вам не надо с понедельника приступать к работе в Олбани? Эва обернулась и взглянула прямо в его бархатистые темные глаза. – Вам бы больше понравилось, если бы я отказалась? Он смотрел на нее с такой же откровенностью. – А почему вы не отказались? Она улыбнулась загадочной улыбкой. – Задайте мне этот вопрос снова через сорок восемь часов. С возросшим чувством изумления он наблюдал, как она возвращается к своему месту. В этот день в Эве определенно было что-то новое, что-то другое, и дело не только в том, что он мог беспрепятственно разглядывать ее восхитительные ноги. Она казалась более уверенной в себе, но и настороженной – нет, настроенной на него. В этом все дело. Она откровенно выражала свой интерес к нему, но такими незаметными штрихами, что он не знал, подойти ли к ней и заключить ее в пылкие объятия или все же подождать и посмотреть, что будет дальше. С большой неохотой он решил принять второй вариант. Как только у него выдалась минутка все обдумать, Ник понял, что в прошлый раз, когда они были вместе, он повел себя неправильно. Поддался инстинкту, вместо того чтобы действовать с умом. А все потому, что он слишком долго имел дело с миром энергичных, властных, независимых, ценящих свое время женщин, которые не колеблясь высказывали свое мнение и требовали немедленного удовлетворения своих желаний. Эва совсем другая. Особенная. Какие бы чувства она ни испытывала, ее нельзя увлечь в один момент. Будучи классным специалистом по переговорам, он знал, что успех или провал зависит от деталей. Эва нужна ему, и он готов найти решение, при котором она не сможет так просто сбежать от него во второй раз. У него есть два дня. Надо позаботиться о том, чтобы на этот раз все детали – настроение, место, поступки и слова – сыграли ему на руку. Когда она распахнула перед ним дверцу, он, прежде чем сесть в машину, накрыл своей ладонью ее руку, которая лежала на дверной раме. – Я рад вас видеть, Эва. – Его темные глаза пытались прочитать ответ у нее на лице. – Правда рад. Эва кивнула, не решаясь пока говорить вслух о своих чувствах. – У вас есть какие-нибудь особые просьбы или пожелания на время поездки? – Да, есть. – Его ладонь чуть крепче сжала ее руку. – Я хочу, чтобы во время нашего совместного путешествия мы вели себя друг с другом как друзья, а не как босс и подчиненный. Вы согласны? – Конечно, сэр… – Она снова улыбнулась, и красота этой улыбки опять приковала его внимание к ее губам. – То есть Ник. Интонация, с какой она произнесла своим тихим и волнующим голосом его имя, дала ему лишний повод для радости. – Прекрасно. Мне нужно будет поспать часика два, а потом мы поговорим, Эва. Поговорим по-настоящему. Эва вернулась на водительское место с чувством облегчения. Без сомнения, Ник обрадовался, увидев ее, хотя и не ожидал встречи. А ведь, насколько она его знает, он не любит сюрпризов и внезапных изменений в планах, когда у него нет времени отрепетировать свою реакцию или подход. Но с ней он, судя по всему, в этом не нуждается. Внезапно она поняла, как ей следует вести себя в ближайшие несколько дней. Надо расшевелить Ника, создавая такие ситуации, в которых ему придется раскрыться во всей своей непосредственности и эмоциональной искренности. А когда она окончательно растормошит его, сделает уязвимым и восприимчивым, тогда и станет видно, что кроется в сердце этого Айсберга. Эва включила мотор с ощущением того, что приключение начинается. Следующие два дня ей предстоит провести наедине со своим Сказочным Принцем. И непременно проверить на нем силу волшебных чар. Вот только на дворе сейчас двадцатый век. И Золушка на этот раз сидит на месте кучера. Ник слизал с пальцев остатки соуса, которым был приправлен цыпленок. – В жизни бы не подумал, что готовая еда может быть такой вкусной. Эва улыбнулась ему, оторвавшись от золотистого шедевра, каким оказалась жаренная на шампуре куриная ножка. – Вам надо расширять свой кругозор, мистер Бауэр. Они сидели под навесом парковочной площадки на обочине шоссе, поглощая курятину и гарниры, купленные Эвой в ближайшей придорожной закусочной. Ник, проспав три часа, проснулся с волчьим аппетитом, и, хотя миссис Роберте запланировала для них ленч на двенадцать часов дня в небольшом изысканном ресторанчике, расположенном чуть севернее Балтимора, голод заставил его пренебречь изысканностью. – Последний раз я ел макароны с сыром в детстве, – сказал Ник, в очередной раз запуская вилку в одноразовый контейнер. – Я думала, что богатые детишки едят разные вкусности, которые им готовят слуги, – с улыбкой отозвалась Эва. – Очень может быть, – сказал Ник, проглотив очередной кусок. – Откуда мне знать? Наша семья фермерствовала. В трудные времена на ужин у нас были макароны с сыром и нарезанные кубиками сосиски. Эва с сомнением взглянула на него. – Так вы из бедной семьи? Но я видела дом вашей матери в Гринвиче. Это совсем не фермерский домик. Он с гордостью усмехнулся. – Его оплатил я. Как и все усовершенствования на ферме, где теперь хозяйствуют мой брат с женой. Дело сейчас идет много лучше, потому что есть все оборудование, чтобы производить столько, сколько производят крупные хозяйства. В голосе Эвы все еще слышалась нотка недоверия, когда она произнесла: – Тогда почему ни один репортер не раскопал этот сюжет о разбогатевшем бедном парне? – Я здорово умею заметать следы, – ответил он, давая понять, что дальнейшие комментарии неуместны. – Но в свете всего того, что писалось о вас и вашей жене, – продолжала Эва, осмеливаясь затронуть считавшуюся запретной тему, – у меня сложилось впечатление, что вы воспитывались в тех же кругах, что и она. Ник положил вилку и секунду молча смотрел на Эву. Она выдержала его тяжелый взгляд, хотя и сама удивилась, как ей хватило смелости упомянуть его жену – такого до нее никто себе не позволял. – Я замкнутый человек, Эва. И все в роду у меня такие же. Когда я приобрел кое-какое имя, то сразу же обезопасил себя от той гласности, которая грозит тебе, если ты становишься известной в обществе фигурой, и не дал превратить жизнь моей семьи в цирковое представление. Чтобы отвлечь гробокопателей, я подсунул им то, что считал уместным, а остальное выдумал. Моя жена Дженет была из богатой семьи и получила хорошее воспитание. Мы познакомились во время учебы. – В Гарварде, – подсказала Эва. – Неплохо для мальчика с клюквенной фермы. Он улыбнулся. – Вот мир Дженет мы и подсунули прессе. Она не возражала, а моя семья была благодарна за дымовую завесу. Сначала это было удобно, а потом стало реальностью. – Вы имеете в виду приобщение к влиятельным кругам Восточного побережья? – Гм. – Он посмотрел на кучку куриных костей, лежащих перед ним на тарелке. – Иногда мне не хватает таких вот простых удовольствий. – Таких, как вождение машины? Он поднял голову, его глаза улыбались. – Вы думаете, я не умею водить машину? Эва пожала плечами. – Я ни разу не видела вас за рулем, мистер Бауэр. У вас хоть есть своя машина? – Целых три. – Он казался немного смущенным. – Наверное, вы правы. Ничто не мешает мне самому водить машину. – Ничто, кроме здравого смысла и практической целесообразности. Я не возражаю, чтобы вы ездили на лимузине. Он практичен и сберегает время. Бауэр увидел вызов в ее глазах. – Но вы сомневаетесь, что я могу его водить. Эва засмеялась. – Раз у вас нет водительских прав, то в мою смену мы проверять этого не будем. Он протянул руку и провел большим пальцем возле уголка ее рта. – Салатная заправка, – объяснил он и коснулся ее губ еще раз. Хотя это прикосновение было лишь немногим больше, чем намек на ласку, Эву обдало жаром. Уступая непреодолимому желанию ответить тем же, она подняла руку и обхватила пальцами его запястье. Поднеся его руку ко рту, она быстро слизала заправку у него с пальца нежным движением языка. Она видела, как потемнели его глаза, когда атласная поверхность ее языка защекотала ему палец. – Эва, я… – Подождите. – Свободной рукой Эва зажала ему рот. – Нам еще около трех часов езды до Вашингтона, а там, в соответствии с врученной мне программой, у вас запланированы встречи на Капитолийском холме: одна с сенатором, а другая – с двумя членами палаты представителей. Ник застонал. Он начисто забыл об этих встречах. Забыл обо всем, кроме Эвы. Даже в эту минуту его тело приказывало ему послать к черту весь этот деловой уик-энд, сесть за руль и уехать с Эвой куда-нибудь, где их никто не найдет, пока они сами этого не захотят. Но ведь он никогда не позволял своим страстям управлять им. И если уступит сейчас, это лишь испугает и оттолкнет ее. – Наверное, придется провести эти чертовы встречи, – сказал он с разочарованием, по тону больше похожим на сдерживаемый гнев. Он увидел, как она едва заметно напряглась, и сделал глубокий вдох, чтобы успокоиться. – Но обещайте, что сегодня вечером вы поужинаете со мной. Эва покачала головой. – Вечер у вас занят. Встреча с несколькими инвесторами, которые ждут от вас поддержки их центра по утилизации промышленных отходов на Гудзоне. – Она улыбнулась. – Увы, не дождутся, потому что их спецификации весьма далеки от соответствия тем экологическим требованиям, которые вы поддержали в прошлом году. Лицо Ника выразило крайнее удивление. – Откуда вы это знаете? – В пакете, который миссис Роберте прислала мне вчера вечером, помимо маршрута была и последняя информация, касающаяся ваших встреч. Из любопытства я прочитала ее. – Она помолчала. – Надеюсь, вы не рассердитесь? – Абсолютно нет. Я вам полностью доверяю, Эва. – Он с еще большим вниманием посмотрел на нее. – Но один вопрос у меня все-таки есть: почему я не взял вас на работу в качестве адвоката? Эва ответила ему открытым взглядом. – Не знаю. Вам виднее. – Она произнесла это легким тоном, да и вопрос прозвучал риторически, но Ник не мог отмахнуться от него. Почему же он не взял ее на работу по специальности, когда она прошла в адвокатуру? Потому что, судя по всему, она уже определила для себя, чем собирается заниматься? Семейным правом, вопросами, касающимися женщин и детей. Она не раз говорила, что получит наилучший шанс оказывать влияние на законодательство, если будет работать в Олбани. Но в этом ли причина? Ник вдруг понял, что не в этом. Может быть, и бессознательно, но он проигнорировал возможность взять на работу эту умную, сообразительную женщину, потому что полгода назад не захотел связывать себя постоянными профессиональными отношениями с особой, выбивавшей его из колеи. Теперь он видел, что, уклонившись даже от рассмотрения кандидатуры Эвы, он, должно быть, сильно обидел ее, хотя прежде такая мысль просто не приходила ему в голову. Озарение наступило в самый неподходящий момент – она как раз смотрела на него таким взглядом, словно читала его мысли, все до единой. Он почувствовал себя по-идиотски, бестолковым и пристыженным. Решив отпустить его с крючка, Эва взглянула на небо. – К ночи будет дождь. Нику такая тактика была хорошо знакома. Временное отступление из стратегических соображений. Другая на ее месте могла бы устроить сцену, насладиться его чувством вины. Но Эва… Эва выше этого. Испытывая признательность за ее такт, он поднял глаза к бледно-голубому небу, усыпанному облаками, похожими на комки ваты, края их отливали металлом. Зной опалил ему макушку и заставил щеки заблестеть от испарины. – Наверное, нам пора ехать, если я хочу успеть устроиться в гостинице, переодеться и вовремя явиться на встречи. Увидев, что она начала убирать со стола остатки их пикника, он поднялся с места. – Постойте. Я сам. – Поймав ее вопросительный взгляд, он сказал: – Вы выкладываетесь ради меня, Эва, когда это совсем не обязательно. Не позволяйте мне вами помыкать. Эва по-прежнему испытующе смотрела на него, чувствуя, что в нем происходит какая-то ломка. – Хорошо, пусть будет по-вашему. Закончив с уборкой мусора, он подошел к машине, возле которой стояла, поджидая его, Эва. – Эва, разрешите мне сегодня вечером повести вас куда-нибудь в тихое, уединенное и приятное местечко. Впервые за все время Эва не сумела скрыть свою радость. – Я буду в восторге, Ник; Потянувшись к нему, она быстро поцеловала его в губы и улыбнулась такой лучезарной улыбкой, что его внезапно пронзило острое наслаждение. ГЛАВА ТРЕТЬЯ Ник почти не прислушивался к псевдополитическому разговору, который шел за его столом, и в еще меньшей степени участвовал в нем. Спрятавшись за бледно-янтарной тенью очков, которые носил вечером, он целиком был сосредоточен на женщине, занимавшей столик в дальнем углу элегантного обеденного зала. Больше часа назад он увидел, как она вошла, и залюбовался абсолютным самообладанием, с каким она пересекла зал и была усажена за столик в одиночестве. Все в ней притягивало его взгляд. Облако мягко вьющихся медных волос, изящная походка, длинные ноги в тончайших шелковых чулках, простое облегающее платье цвета шампанского, искусно скроенное так, чтобы подчеркивать высокую полную грудь и обтекать тонкую фигуру; почти незаметное покачивание бедер, от которого слои полупрозрачных расклешенных юбок игриво колыхались вокруг ног. Все в ней завораживало его. Взгляд ее оставался прямым и открытым, а лицо хранило спокойное выражение, хотя со всех сторон к ней стали поворачиваться головы. И немудрено. Каждый из присутствовавших в зале мужчин ощущал точно так же, как и он сам, что эта женщина таит в себе скрытую глубину, заслуживающую того, чтобы ее исследовали… если только женщина это позволит. Усевшись за столик, Эва с улыбкой заказала бокал вина, а потом непринужденно повернулась и стала осматривать зал. Он не сознавал, с каким напряжением ждет момента, когда их взгляды наконец встретятся. Подобно лазерному лучу, взгляд Эвы Джеймс прожег насквозь холодную оболочку и воспламенил таящуюся под ней живую плоть. Ник ощутил, что даже его щекам стало тепло. А ниже… Ну, об этом лучше не думать при таких обстоятельствах. На протяжении трех блюд и шестидесяти пяти нудных минут ему пришлось украдкой наблюдать, как она в одиночестве ест свой обед, который ему нестерпимо хотелось с ней разделить. Он взглянул на стоявшую перед ним почти нетронутую тарелку и попытался вспомнить вкус одного из самых дорогих обедов, когда-либо заказанных в Вашингтоне. В памяти не осталось ни малейшего впечатления от еды. Вид тарелки просто лишний раз напомнил ему о том, насколько расстроились все его планы. С чувством досады он жестом показал ненавязчиво присутствующему официанту, чтобы тот убрал ее. – Нет аппетита? – спросила сидящая слева женщина. – Немного жирновато для меня, – ответил Ник, с неохотой переключая внимание на собеседницу, которая прилагала все силы, чтобы возбудить в нем интерес. – Кстати, этот законопроект, по которому ожидается голосование на следующей неделе… Каковы шансы, что он пройдет комиссию целым и невредимым? Когда женщина пустилась в сверхподробный рассказ, рассчитанный на то, чтобы удержать его внимание, Ник придал лицу некое неопределенное выражение и прикрылся им словно щитом. Он знал, что никто не догадается, какое разочарование вскипает под его ледяной сдержанностью. Согласившись выпить после встречи, он не ожидал, что обед превратится в нескончаемые посиделки. Не в силах отказаться от надежды спокойно посидеть где-нибудь тет-а-тет с Эвой, он позвонил к ней в гостиницу и сообщил, что заказал ей столик в том же ресторане, где должен был обедать. Он собирался сбежать от своего стола, как только она придет. Эти надежды рухнули, когда нынешняя сенаторша от Нью-Йорка, случайно тоже обедавшая здесь, поддалась уговорам его сотрапезников и пересела к ним за стол. В результате обед превратился в некое мероприятие, от которого он не мог отвертеться, поскольку кое-кто из его деловых клиентов поддерживал эту даму. Вот так и получилось, что, пока он старался сохранять вежливость, тот единственный в мире человек, с которым он действительно хотел быть вместе, обедал в одиночестве в нескольких метрах от него. Наконец внимание собеседницы отвлек вопрос с другого конца стола. С беззвучным вздохом облегчения Ник снял очки и откинулся на спинку стула. Тотчас же позабыв о своих обеденных партнерах, он уже скользил взглядом поверх мягко освещенных столов, играющих бликами фарфора, хрусталя и серебра, в том направлении, где сидела Эва. Казалось, она тоже сверкает и переливается. Теперь он по крайней мере может наслаждаться ее видом. При каждом движении головы камешки в ее серьгах дерзко подмигивали сквозь завесу отливающих медью волос. Свет от свечей мерцал на коже, завораживая его. Грациозное движение руки, протянутой за чашкой с кофе, доставило ему неописуемое удовольствие. Все в ней вызывало его интерес и одобрение. Словно до этого дня он и не видел ее как следует. Возможно, так и было. Возможно, он не осмеливался, не позволял себе увидеть эту женщину, которая с такой легкостью могла вывести его из равновесия. Странно, но ему казалось, что он даже ощущает в воздухе слабый аромат ее духов. Нет, надо наконец понять, что именно в ней так мучительно волнует его. А она действительно волновала его и мучила. Улыбка тронула его обычно строгие губы. У него появилось такое ощущение, будто он стоит на пороге какой-то восхитительной тайны. Однако Ник был не единственным наблюдателем. Даже мужчины, пришедшие со своими собственными привлекательными дамами, исподтишка бросали на Эву быстрые взгляды. Он пожалел, что не может сказать всем сидящим в зале, что она принадлежит ему. Продолжая наблюдать, он увидел, как она взяла с десертной тарелки политую шоколадом ягоду земляники, поднесла к губам, глядя куда-то перед собой, и с совершенно естественной, неосознанной чувственностью раскусила ее. Он увидел, как жемчужно блеснули ровные белые зубы. Потом выглянул розовый кончик языка и прошелся по нижней губе, слизывая капельки сладкого сока. Ртуть в его внутреннем термометре подскочила на несколько градусов. Когда она вдруг повернула голову в его сторону и улыбнулась блестящими, влажными губами, спазм чистейшего плотского желания буквально потряс его. Боже правый, удрученно подумал он, неужели она намеренно пытается соблазнить его? Но нет, на Эву Джеймс это совершенно не похоже. А вдруг похоже? Он ведь не знает, как она ведет себя с мужчиной, который ей нравится. Сам он никогда не был просто мужчиной в ее глазах. А теперь ему больше всего на свете именно этого и хотелось – быть просто мужчиной, который ей нравится. Однако Эва была досягаема лишь на определенных условиях. Ему на память пришла строчка из старого блюза: «Если не хочешь моих персиков, то не тряси мое дерево». Он усмехнулся. Роскошная и сладкая, как спелый персик, но наделенная правом ожидать любви и постоянства в отношениях. Позволительно ли стремиться к одному, не предлагая другого? – А она хороша, – сказал сидевший справа от него мужчина, когда в застольной беседе наступило очередное затишье. Ник повернулся к нему, и мужчина кивнул в ту сторону, куда он только что смотрел. – Хотите пригласить ее за наш стол? Ник покачал головой. – Она не согласится. – Так уж и не согласится? – Мужчина самодовольно ухмыльнулся. – Она уже поела – в одиночестве. Ни одна женщина не станет так одеваться, если хочет и дальше оставаться в одиночестве. Думаю, она пришла сюда в надежде с кем-то встретиться. – Несомненно, так и есть, – пробормотал Ник и пожалел, что его пристальный интерес к Эве привлек внимание сотрапезника. – Тогда, если вы не хотите заговорить с ней, я сам попытаюсь. – Это будет не очень умно с вашей стороны. Мужчина засмеялся. – Почему же? Ник пронзил его взглядом своих темных глаз. – Потому что она ждет меня. – О, вот как! Так бы сразу и сказали. – Мужчина смущенно усмехнулся. – Везет же некоторым. Да, подумал Ник. Так чего же я жду? Он встал из-за стола, положил салфетку рядом с тарелкой. Ему потребовалось всего несколько минут, чтобы оплатить счет и обменяться обязательными рукопожатиями, но когда он опять взглянул в ее сторону, то, к своей досаде, обнаружил, что Эвы за столом уже нет. Он пересек зал как раз в ту минуту, когда помощник официанта начал убирать ее место. Ник резко спросил: – Куда подевалась молодая женщина, которая здесь сидела? – Откуда мне знать? – ответил вздрогнувший от неожиданности парень. Ник поспешно вышел на улицу и успел заметить, как мелькнули медные кудряшки в только что отъехавшем такси. Опережая швейцара, он властным жестом подозвал такси для себя и велел водителю ехать следом. Нетерпеливо барабаня пальцами по колену, Ник вполголоса проклинал липкую жару, проникавшую внутрь через окна машины. В конце концов, он наклонился вперед и осведомился: – У вас что, нет кондиционера? – Не-а, парень. Сломался. – Мотнув головой с заплетенными в тонкие косички волосами, водитель расплылся в улыбке. – Однако ночь – она как хорошая женщина. Тугая. Мокрая. Горячая. Да, парень! – Правильно. – Ник откинулся на спинку сиденья, которая на ощупь казалась жирной и скользкой от влажности, создаваемой Потомаком. Сегодняшний вечер был безнадежно испорчен. По его первоначальному плану к этому времени они с Эвой, насладившись хорошей едой и вином, могли бы уже думать и о других аппетитах, подлежащих обоюдному удовлетворению. Вместо этого он сидел и думал, какими словами будет извиняться. Вдалеке ночное небо осветилось на короткий миг, словно темный коридор от неисправной лампочки. Ник ослабил галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Может, хоть дождь поднимет ему настроение. Да нет, вряд ли. Скорее всего, только прохладное прикосновение Эвы Джеймс способно укротить огонь, бушующий у него внутри. Поездка в такси, казалось, никогда не кончится. Они сняли номера в отеле в Александрии, чтобы оказаться к югу от Вашингтона и таким образом избежать утренних пробок по дороге в Капитолий. Когда Ник добрался наконец до отеля и вошел в вестибюль, двери лифта как раз закрывались, пряча от его глаз что-то шифоновое цвета шампанского. Он подскочил к лифту и стал непрерывно нажимать кнопку вызова, пока не пришла вторая кабина. Поднимаясь наверх, он думал, что будет говорить, когда догонит ее. Когда Ник вышел из лифта, ему опять показалось, что он уловил слабый запах знакомых духов. Желание быть с Эвой творило с ним нечто такое, чего он раньше никогда не испытывал. Он подошел прямо к ее двери и постучал. Сначала никто не ответил. Второй раз он постучал кулаком, испугав пожилых супругов, выходивших в этот момент из своего номера. Он пробормотал: «Извините», они взглянули на него глазами перепуганных кроликов, а потом дверь перед ним чуть-чуть приоткрылась. – Да? Ник улыбнулся. – Эва, мне нужно вас видеть. Ее глаза округлились. – Сейчас? Что-то случилось? – Нет. То есть да. – Он нетерпеливо провел рукой по волосам. – Послушайте. Я просто хочу поговорить. Можно мне войти? Он увидел, что она протянула руку к цепочке. – Дайте мне секунду, потом входите. Я раздевалась. – Она закрыла дверь, потом он услышал, как звякнула снятая цепочка. Затем дверь снова приоткрылась. Как только последние слова дошли до его сознания, он тут же забыл ее просьбу подождать и сразу толкнул дверь. Спеша скрыться в ванной, она успела добежать до середины комнаты. В глаза ему бросились две полоски розового шелка. Одна имела вид узкой ленточки, тянувшейся поперек голой спины, а другая – перевернутого треугольника, который оставлял открытыми полушария ее восхитительных, не тронутых солнцем ягодиц. Все остальные части тела и длиннющие ноги были покрыты идеальным загаром. Когда она пробегала мимо зеркала, он с силой втянул в себя воздух. Отражение позволило ему увидеть глубокий вырез ее бюстгальтера, почти не прикрывавшего грудь. Ее фигура оказалась, вопреки его представлениям, довольно пышной, а напредставлял он себе порядочно за последние несколько часов! Он услышал грудной смешок, потом Эва нырнула в ванную и закрыла дверь. Когда она через несколько минут снова появилась в комнате, мозг Ника был все еще затуманен выжженным у него на сетчатке образом, так что ему пришлось поморгать, чтобы зрение прояснилось. Она надела длинный, ниспадающий до пола, черный восточный халат с расширяющимися книзу рукавами и рисунком из розовых камелий. Его воображение тут же начало отворачивать черный шелк в поисках скрытого под ним розового кружева. – Садитесь же, Ник. – Эва указала ему на стул, а сама устроилась на краю кровати. Она скрестила ноги, отчего полы халата разошлись, открыв взору стройные, красивой формы икры. Ногти на ногах казались розово-перламутровыми раковинками, и ему вдруг захотелось проверить, боятся ли щекотки эти восхитительно изогнутые ступни. Когда он снова взглянул ей в лицо, то увидел, что ее золотисто-карие глаза смешливо блестят. – Вы просто так зашли или вам нужно что-то конкретное? Да. Вы. Он чуть было не сказал это вслух. Его взгляд переместился с ее глаз чуть ниже, на прелестный женский рот с полными, мягкими губами нежно-розового цвета. Причем естественного. Он знал это уже давно. Но еще не успел в полной мере изучить, какова на вкус, на осязание и на ответную реакцию хозяйка этих губ. Лава желания начинала подниматься вверх, излучая жар, от которого таяла его ледяная сдержанность. – Я хотел извиниться за обед. Она улыбнулась. – Извиняться не за что. Счет ведь оплатили вы. А потом, я узнала одного из ваших сотрапезников. Мадам сенатор была, должно быть, в восторге, что ее видели в вашем обществе в самом начале кампании за переизбрание. Прекрасный шанс привлечь дополнительные средства для финансирования. Это не хуже, чем обещание финансовой поддержки от ваших клиентов. Он сокрушенно усмехнулся. – Я рад, что вы понимаете. Многие женщины на вашем месте отказались бы войти в мое положение. Эва засмеялась. – Но я – не многие женщины, Ник. – Это так, – задумчиво согласился он. С каждой минутой она все больше превращалась в самую необычную женщину в его жизни. Шуршание шелка, когда она скрестила ноги, вызвало в нем ответную вибрацию. Взгляд, метнувшийся к ее ногам, выдал его мысли. – Это все, Ник? Он не шелохнулся. Все его красноречие вдруг куда-то пропало. Его либидо определенно взяло верх. Оно говорило ему, что они здесь одни. Она одета так, будто рекламирует образцы пикантного белья, какое можно видеть в модных каталогах. Кровать доминировала в комнате, приглашая воспользоваться ею. Чего он ждет? Он увидел, как она пытается подавить зевок, и с чувством вины вспомнил, что, пока он спал добрую половину пути до Вашингтона, она вела машину. – Вы, наверное, устали, – сказал он наконец. Неверный ход. Нельзя подсказывать женщине лазейку для отступления. – А вы не устали? – Эва поднялась на ноги, и его взгляд заскользил вверх, по эффектным выпуклостям ее грудей, к чуть тронутому румянцем лицу. Если это не игра его воображения, то румянец приобрел более глубокий оттенок по сравнению с тем, что было несколько секунд назад. – Я – нет. Напротив, меня тянет к движению. – Она медленно, с гримасой повела плечами, при этом халат разошелся и показался кусочек розового кружева. – Это из-за того, что часами сидишь за рулем. После долгой поездки мне обычно требуется физическая нагрузка перед сном. – Я этого не знал, – огорчился Ник. – Наверное, бывал всегда слишком занят, чтобы задумываться, как вы проводите свободное время в наших совместных поездках. – Стараюсь воспользоваться всеми гостиничными услугами, – отозвалась Эва. – А за последний год не пропустила ни одного приличного фильма. Но сегодня я решила прогуляться, размять ноги. Последние слова снова пробудили в нем вожделение. Мысль об этих ее прелестных ногах и о том, что он может почувствовать, когда они обовьют его бедра, заставила Ника усмехнуться. Где-то глубоко внутри произошло нечто похожее на подтаивание ледника. – Женщине нехорошо гулять поздно вечером одной. Улыбнувшись, Эва наклонила голову. – Не хотите ли составить мне компанию? Ник кивнул, радуясь предлогу, позволяющему остаться в ее обществе. – С удовольствием. – Отлично. Я только оденусь. Не прошло и минуты, как Эва вернулась, одетая в шелковый топ, шорты и сандалии. Она с улыбкой оглядела его дорогой костюм. – Вы бы переоделись. Я слышала, будет дождь. – Незачем. – Ник снял пиджак и освободился от галстука. Расстегнув воротник и закатав рукава до локтей, он жестом пригласил ее к двери. Эва взяла в руки зонтик, нерешительно посмотрела на него, потом бросила обратно на кровать. Улыбнувшись, подмигнула Нику. – Давайте рискнем. – Вы точно хотите мороженого? – спросил Ник, который надеялся завлечь ее в какой-нибудь небольшой приличный бар, где подают импортное шампанское. Им необходимы полумрак, уединение и время, чтобы посидеть вдвоем. – Точно, – подтвердила Эва. – Жара все еще такая, что плавится асфальт. Сегодня годится только мороженое, настоящее мороженое. Она непринужденно взяла его за локоть и потянула к открытой двери кафе-мороженого, расположенного всего через улицу от набережной Потомака. В заведении было полно народу: разношерстные туристы, юные парочки, родители с детьми; двое молодых снобов с чопорным видом спорили о питательных достоинствах свежего земляничного мусса и сливочного крема. Внимательно просмотрев список экзотических возможностей, Эва с плотоядной улыбкой повернулась к Нику: – Что же мы закажем? Не желая соблазняться калорийной едой, Ник покачал головой. – Пусть выбирает дама. – Ну, тогда… – Эва повернулась к молодому человеку за стойкой, – дайте нам коричный вафельный рожок вот с этим, этим и вот этим. – Она показала на три сорта шоколадного мороженого. – Сверху положите взбитых сливок и посыпьте тертым шоколадом. Бармен смотрел на нее во все глаза, улыбаясь от уха до уха. – И вишенку? – О, разумеется, и вишенку тоже. – Эва бросила на него лукавый взгляд. – Мистер Бауэр очень любит вишни. – Ничего подобного, – возмущенно запротестовал Ник. Она повернулась к нему, и ее глаза выражали озорное ликование. – Любите, любите. Всегда заказываете две к вашему бокалу «манхэттена». Только посмейте сказать, что я вру. Он покраснел, по-настоящему покраснел, когда увидел, что другие посетители начали ухмыляться. – Значит, вы так это делаете, да? – спросил он, когда они встали в конец очереди, чтобы оплатить заказанное. – Делаю что? – с невинным видом ответила вопросом на вопрос Эва. – Предвосхищаете мои желания, подсматривая, когда я этого не замечаю, – шепотом сказал он. Эва потянулась через Ника к стопке салфеток, задев его руку и отводя взгляд. – Я что, действительно предвосхищаю ваши желания? – Постоянно, – пробормотал он, протягивая кассиру деньги. Потом повернулся к ней и оказался так близко, что она увидела свое отражение в почти черной глубине его глаз. – Это похоже на то, как если бы вы читали мои мысли. – А я и читаю. – В улыбке Эвы опять сквозило лукавство. – Мои мысли? – Ну да. Выйдя из кафе, они ощутили, как парит вечерний воздух, сверкнувшая где-то в отдалении молния на мгновение осветила небо слабым бликом. Остановившись на углу, Эва повернулась к Нику, зачерпнула ложечкой из переполненного рожка и предложила попробовать. Он отшатнулся. – И не подумаю это есть. От одного вида я уже чувствую, как отвердевают мои артерии. – Нет, вы будете есть, – сказала она, держа ложку, с которой капало, перед его лицом. – Вы же, наверное, не собираетесь жить вечно? Он изогнул темную бровь. – Может, и собираюсь. Она посмотрела на него взглядом, который вдруг стал серьезным. – А зачем, Ник? Ради чего вам нужно жить? Этот неожиданный вопрос произвел на него такое же действие, как удар в солнечное сплетение. Пока он стоял, уставившись на нее в полнейшем изумлении, она решила идти до конца. – Что хорошего ждет вас впереди? С кем вам жаль будет расставаться? Не дожидаясь ответа, она поднесла ложку с убийственной шоколадной смесью к его губам. Он послушно открыл рот, и она впихнула в него содержимое ложки. Его глаза заблестели, как только мороженое стало таять и все богатство вкусов смешалось у него на языке. – Настоящее мороженое, – пробормотал он. – Честно говоря, это чертовски вкусно. Эва смотрела на него с одобрительной улыбкой, словно он успешно справился с какой-то трудной задачей. – Видите? Человеку надо иногда впадать в грех – хотя бы для того, чтобы напоминать себе, что он приносит в жертву, идя по праведному пути. – А вы опасны, – сказал он, когда она протянула ему следующую ложку мороженого. – Вот именно. Сегодня я буду поощрять каждый ваш безрассудный порыв. – В самом деле? – Его глаза блеснули… а может быть, это еще один сполох молнии отразился в их глубине. – Ну и что же я порываюсь сделать сейчас? Эва вгляделась в его темные глаза, которые притягивали к себе и искушали почище шоколада. Отдаленный раскат грома диссонансом вклинился в цивилизованные звуки уличного движения, смеха и музыки, доносящиеся из магазинов и баров по обеим сторонам авеню. – Вы, напротив, опасаетесь моего порыва. Надеетесь, что я не съем всю Роки-роуд. Он улыбнулся и сказал: – Ответ неправильный. – Тогда не отходите далеко. Нужно время, чтобы проникнуть в мысли человека, не привыкшего признаваться в своих тайных желаниях. – Эва быстро повернулась и зашагала к набережной. Ник пошел за ней. Они шли вдоль реки по дорожке для прогулок, смотрели на темную воду и любовались огнями Капитолия на том берегу. Пока Ник рассказывал, как в начале своей карьеры был лоббистом в Вашингтоне, Эва продолжала кормить его мороженым и улыбаться. Ей совсем не показалось странным, что, когда они присели отдохнуть на скамью, он обнял ее за плечи. Она попыталась успокоить свое сердце, которое в ответ на его непринужденный жест стало колотиться как бешеное. Спрашивается, с чего бы ему колотиться? Ведь интерес, который он проявлял к ней до сих пор, был лишен всякого романтизма, с тем же успехом она могла быть его сестрой или кузиной. Пора поднимать ставки. Эва повернулась к нему, не высвобождаясь из объятия, так что их лица едва не соприкасались. – Ник, я хочу, чтобы вы… Молния сверкнула беззвучно, но воздух, казалось, тихо зашипел, а потом резкий удар грома сотряс ночное небо. Спустя секунду вокруг них зашлепали первые, редкие капли дождя. Эва порывисто вскочила и раскинула руки вверх ладонями. – Ой, как здорово! Сейчас припустит ливень. Ник тоже поднялся со скамьи, и тут дождь внезапно хлынул как из ведра. – Бежим скорее! Эва покачала головой. – Только не я. Обожаю теплые летние дожди. – Она танцующим шагом отступила от его протянутой руки. – Ну же, давайте посмотрим, до какой степени можно промокнуть. – Вы с ума сошли! – Он украдкой подался к ней и, неожиданно поймав за руку, притянул ее к себе. – Это же самый настоящий ливень. Эва засмеялась, прислонившись к нему и опершись рукой на его грудь. – Вы разве не резвились под дождем, когда были маленьким? – Это молния, Эва. С ней шутить опасно. Эва улыбнулась. – Знаю. Но иногда немного опасности не помешает. Следующая, более слабая вспышка молнии осветила его лицо. Оно было абсолютно спокойным, несмотря на скатывающиеся по щекам струи дождя. Черные глаза были похожи на гладкие мокрые камешки, извлеченные со дна глубокого колодца. Он казался невозмутимым и сдержанным, совсем не затронутым разбушевавшимися стихиями в виде хлещущего дождя, раскатов грома и резких порывов грозового ветра. Но она-то знала, что это все одна видимость. У нее под рукой его сердце билось как-то слишком быстро для человека, решившего держать свои чувства замурованными внутри ледяной глыбы. Она решительно оттолкнулась ладонью, высвобождаясь из захвата крепких мужских рук. – Расслабьтесь, адвокат. Здесь некому вас видеть, даже если вы немного подурачитесь. Она повернулась и, вызывающе смеясь, легко понеслась по траве. Ник не колеблясь бросился вдогонку, наполовину забавляясь и наполовину сердясь на нее за то, что она выбрала неудачное время для демонстрации своей эксцентричности. Дождь хлестал упругими ровными косыми струями, заливая все вокруг. Уже через несколько ярдов рубашка у него приклеилась к спине, а волосы налипли на лоб, заливая глаза стекавшей водой. Догнать ее оказалось непросто. Эва первой добежала до закрытого киоска, где уже спасались от дождя несколько человек. Она нырнула под узкий навес, посмеиваясь над ним, и это его кольнуло. Как только он оказался рядом, она снова выскочила под дождь. Несколько секунд Ник оставался под крышей. Пока он думал, не стоит ли дать ей убежать, она вдруг остановилась и стала кружиться на одном месте под пологом ночи. Подняв руки, откинув голову назад в восторженном отрешении, она медленно кружилась, похожая на прекрасную языческую жрицу, испрашивающую у богов благосклонности. Ник стоял и смотрел на Эву со смешанным чувством раздражения и восхищения, а небо вновь и вновь освещали сполохи молний, выхватывая из темноты стройную фигурку. – Ваша подружка? – спросил один из пережидавших дождь. – Не совсем, – ответил Ник. – Мой водитель. Мужчина хохотнул. – Вот, значит, как они теперь называются? Похоже, «личные секретарши» уже вышли из моды. Ник усмехнулся. Что толку доказывать кому-то, что Эва слишком независима, чтобы быть чьей-то любовницей!.. Но вот она перестала кружиться и теперь просто стояла и смотрела на него. Он покачал головой. Неужели она действительно ожидала, что он выйдет под дождь ловить ее? Он увидел, как она вытянула руку и поманила его пальцем. Сердясь на себя и на нее за свое смешное положение и не в силах придумать ничего другого, он шагнул под ночной ливень. В ту же секунду Эва повернулась к нему спиной и снова побежала вперед. Бормоча про себя короткие, но выразительные англосаксонские ругательства, он понесся за ней, твердо решив, что на этот раз она не уйдет. Через несколько ярдов он догнал ее и схватил за запястье. Она круто повернулась к нему, запыхавшись и продолжая смеяться. Яркое копье молнии прочертило небо, и Эва сжалась и уткнулась ему в плечо. Но при этом не перестала смеяться. – Черт побери, что за игру вы затеяли? – сердито спросил он, стараясь перекричать громовую канонаду. Она сверкнула белозубой улыбкой, видной даже в темноте. – Я просто веселюсь, Ник. – В ее голосе звучало радостное возбуждение. – Ведь вы умеете веселиться, не правда ли; – Хотите знать, что я называю весельем? – Его голос прозвучал так резко, что им можно было бы гравировать стекло. Он потянул ее к ближайшему укрытию, которым оказался навес безлюдной автобусной остановки, и втолкнул внутрь, крепко держа за плечи. – Вот что я называю весельем, Эва. – Он рывком повернул ее к себе. ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ Ника поразил сначала холод ее влажных губ, а потом почти мгновенно сменившая его теплота. Он услышал, как она вздохнула, теснее прижимаясь к нему, и почувствовал, как все ее тело вдруг стало податливым и налилось мягким, женственным теплом. Потом он ощутил на себе ее руки: одну она положила на прилипшую к груди рубашку, а другой ухватилась за рукав выше локтя. Вот чего он ждал почти целый год и наконец дождался: прикоснуться к Эве Джеймс и чтобы она тоже к нему прикоснулась. Желание прокатывалось по его телу жаркими волнами, пока длился этот бесконечный поцелуй, который выпевал ноты желания с волнующей убедительностью долгого и медленного джазового соло на саксофоне. Один поцелуй перешел в другой, питаемый нарастающей страстью. Ее рот был мягким и подвижным, он исследовал форму губ, попробовал их упругость и наконец втянул в себя нижнюю губу. В ее поцелуе не было никакой нерешительности, никакого колебания, которое порой окрашивает первую встречу. Казалось, она точно знает, чего хочет, и хочет именно его. Когда его язык проник к ней в рот, она тут же тронула его своим, и ток чистого вожделения пронзил Ника до самого низа живота. Он еще крепче прижал ее к себе, вдавившись бедрами в мягкие изгибы женского тела. Приспособившись к движению ее губ, он отдался дивному восторгу, о котором мечтал почти целый год, – целовать ее всласть, до бесконечности. У него было такое ощущение, словно он держит в объятиях обжигающий огонь, от которого твердый и холодный ком у него внутри начинает плавиться и таять. Эва вздохнула и теснее прижалась к нему, по-женски тихо постанывая от удовольствия, в то время как его руки продолжали исследовать ее тело. Еще какой-то час назад она уже совсем было отказалась от надежды провести этот вечер с ним. Смирившись, она отрешенно смотрела, как он обедает, и мечтала хотя бы услышать его голос или встретиться с ним взглядом. А сейчас его теплые губы прижимались к ее губам, и ей становилось ясно, что, даже не прибегая к своему острому уму и властному голосу, он остается мастером в искусстве убеждать. Силой своего желания он заставлял ее таять, лишал и дыхания, и какой бы то ни было способности к сопротивлению. Она улыбнулась при мысли, что еще никто и никогда не целовал ее так властно или так возбуждающе. Ее улыбка открыла путь для его языка. Она была права. Внутри, подо льдом, бурлила жаркая страсть мужчины, состоящего из плоти и крови. Когда его рука нащупала ее грудь сквозь слои мокрого шелка, она почувствовала, как уже сжавшийся сосок твердеет у него под пальцами. Она никогда еще не находилась в такой близости от Ника. Хотя он целовал ее уже дважды, она не осмеливалась прикоснуться к нему ни разу. Теперь же не хотела терять ни единого мгновения. Вытащив мокрую рубашку из-под пояса брюк, она провела руками по твердому рельефу его спины, любовно помассировав ее. Несмотря на дождь, кожа была горячей и гладкой. Ник больше не слышал дождя, не видел вспышек молнии, не ощущал басовитых раскатов грома. В мире была только Эва – милая, милая Эва, – и она разжигала пожар в его теле своей любовной игрой. Удары собственного сердца громом отдавались у него в ушах. Его плоть содрогалась и пылала в ответ на ее ласки и вкус губ. Он был настолько распален и готов, что, когда она легонько провела пальцами по выпуклости его брюк, ему показалось, что он может взорваться от одного прикосновения. – Подожди. Подожди, – проговорил он, задыхаясь, и поцеловал ее в лоб. Немного отстранившись, он покачал головой и засмеялся, удивленный тем, что потерял контроль над собой. – Надо найти более подходящее место. Эва взглянула на него снизу вверх, ее глаза были огромны от переполнявшего желания. – Я думала: когда ты наконец заметишь, что место неподходящее? Он улыбнулся ей во весь рот. – А если бы не заметил? – Тогда бы пришлось пойти на риск. Нас могли арестовать за неприличное поведение в общественном месте. Его рассмешила такая храбрость, и он поцеловал ее снова, быстро и крепко. Потом огляделся вокруг и с тревогой увидел, что дождь припустил еще сильнее, чем раньше. Она чихнула. Ник провел ладонями вверх и вниз по ее голым рукам и обнаружил, что они покрылись гусиной кожей. – Э, да ты совсем замерзла. – Я не думала, что похолодает так быстро, – ответила она, обхватив себя руками и стараясь больше не чихать. – Может, тебе удастся поймать такси? – Если хоть одно найдется в такую погоду, – раздосадованно сказал он. Потом на минуту крепко прижал ее к себе, пытаясь согреть. – Я сейчас вернусь. Выйдя под дождь, Ник направился к ближайшему перекрестку. И – о чудо: свободное такси вывернуло из-за угла, как раз когда он подошел. Выскочив на проезжую часть, чтобы остановить машину, он оказался по щиколотку в воде. Не дожидаясь, пока машина совсем остановится, Ник рывком открыл дверцу и, оглянувшись через плечо, крикнул Эве: – Давай скорее! Но она и так уже бежала к нему под неутихающим проливным дождем. – Ребята, вы что, большие поклонники воды? – с широкой ухмылкой спросил таксист, когда пассажиры забрались внутрь. – Тогда, может, захотите посмотреть Приливный бассейн? – В другой раз, – ответил Ник и сказал ему, в какой отель их везти. Он покосился на Эву, которую начало трясти не на шутку. – Водитель, выключите кондиционер, иначе дама превратится в сосульку. Таксист протестующе заворчал, но один взгляд на лицо пассажира заставил его подчиниться. – Вот, накинь. – Ник стянул с себя насквозь мокрую рубашку и набросил ее на дрожащие плечи Эвы. – Суше ты не станешь, но хоть какая-то защита, – сказал он нахмурившись и с сомнением в голосе. Эва повела бровью, показывая на его обнаженный торс. – Что о тебе подумают в отеле? Ник рукой стряхнул с лица воду и засмеялся. – Какое нам, черт побери, дело до того, что подумают другие? Главное сейчас – чтобы ты поскорей попала под горячий душ и легла в постель, пока не простудилась. Эва тихо засмеялась. – Я очень боюсь, что ты прав. – Посерьезнев, она взглянула на него исподлобья. – Ведь мне завтра работать. Ник молча проглотил ее намек на то, что время, которое они могли провести вдвоем, истекло. Это он виноват, что их вечер начался так поздно. – Мне было очень хорошо, Эва, даже если этот вечер получился не совсем таким, как я надеялся. – Он слегка поднял ногу и согнул ступню носком вверх. В туфле захлюпала вода, и через задник выплеснулась тонкая струйка. – Ты испортил дорогую обувь, – заметила Эва. Он пожал плечами, потом удобнее устроил ее под защитой своей руки. – Ничуть не жалею об этом. Давно я так не веселился. Эва поймала его руку и слегка сжала ее. – Вот и славно. Мне тоже было очень хорошо. Ник понял, что она имеет в виду все вообще, а не только их жаркие поцелуи под дождем. Он прислонился щекой к ее мокрым волосам, вдыхая чуть уловимый аромат, преследовавший его все последнее время. В одном он не сомневался: это еще не конец того, что началось между ними. Она целовала его так, словно пыталась прожечь насквозь. Красные цифры на часах тускло светились в темноте, как чьи-то горящие злобой глаза. Три часа семь минут утра. Что-то недовольно бормоча, Эва перевернулась на живот и взбила подушку. Бесполезно. Ее веки были словно на пружинах – глаза открывались при малейшем звуке. Когда с деревянным стуком сыпались кубики льда из автомата, стоявшего в коридоре у самой ее двери. Когда лифт негромко, но с раздражающей бодростью оповещал звоночком о своем прибытии на этаж. Даже тишина казалась гулкой. Ей чудилось, что кровать вибрирует от звука, идущего откуда-то из самых глубин отеля и такого низкого, что его трудно воспринимать как звук. Наконец включился кондиционер, овевая струйками холодного воздуха огромную кровать. Бессильно застонав, Эва снова перевернулась на спину. Лучше уж смириться с неизбежным. Сон все так же не шел к ней, как и три часа назад, когда они с Ником расстались в коридоре. Последний поцелуй перед ее дверью, которым он блестяще подтвердил свое умение сексуально возбуждать, не оставил у нее сомнений в том, что страсть этого человека имеет глубокие корни и что она видела лишь самую ее поверхность. Когда он поднял голову, его темные, затуманенные желанием глаза умоляли пустить его к ней в комнату и в постель. Достаточно было ответить одним приглашающим вздохом, и сейчас она бы уже знала, каково это – заниматься с ним любовью. Могла бы, насытившаяся и сонная, уютно лежать подобно ложке, вложенной в другую ложку, чувствуя тепло его нагого тела, ощущая, как удобно ее бедрам в интимной ямке, образованной его животом и пахом, чувствуя, как его губы легко касаются ее шеи, а руки успокоенно лежат у нее на груди и животе. Эву буквально подбросило на постели, что заставило ее принять сидячее положение. Ну вот! Теперь ей не заснуть по крайней мере еще час. Она вся натянута как струна. Даже собственная кожа показалась ей на размер теснее. Она потянулась к лампе и включила свет. Может быть, душ, обжигающе холодный душ снимет напряжение? Хотя вряд ли. Наверняка все кончится тем, что она еще сильнее переохладится и почувствует себя еще хуже. – Дура! Дура! Дура! – вполголоса пробормотала Эва. Почему она не поддалась настроению момента? Ведь уже чувствовала, как от его поцелуя постепенно слабеет ее самозащита. Он не остановился бы, если бы не остановилась она. Почему она это сделала? Потому что играла на интерес. И знала, что может и проиграть. Эва оперлась локтями на скрещенные ноги и устало подперла подбородок ладонью. Давно я так не веселился. Она понимала, что он сказал это в ответ на ее глупость, но все же не могла выбросить сказанное из головы. Хотя почему ее удивляет, если человек, решивший навсегда отгородиться от всяких эмоциональных перегрузок, считает секс просто развлечением? Но ей не хочется быть для него развлечением, даже очень приятным. Глядя на Ника, она представляла себе свое будущее, каким оно могло бы быть. Рисовала себе Ника в спокойные минуты, в конце тяжелого дня, когда ему понадобятся маленькие радости вроде ее улыбки и уединения. Представляла себе, как они делятся успехами и разочарованиями в своей профессиональной деятельности, как в конечном итоге даже вместе работают. В воображении она видела и то, как черты Ника проступают на крошечном личике их первенца. Видела его серьезным и сосредоточенным, когда он учится менять пеленки или держать на руках хрупкую жизнь, созданную ими в любви, нежности и радости. Но чаще всего воображала, как его улыбка, сейчас появляющаяся так редко, навсегда вытеснит живущую у него в глазах печаль. Эва не могла представить его себе в роли временного любовника, какой бы интенсивной и романтичной ни была их связь. Или допустить, что, полюбив его однажды, сможет потом и разлюбить. Именно в этом источник ее внутреннего конфликта. Она не пригласила его к себе в комнату, потому что не хотела ни обманывать себя, ни причинять себе боль. Ей нужно либо все, либо ничего. Эва вздохнула, еще глубже погружаясь в свои невеселые мысли. Вот и сидит она сейчас без сна глубокой ночью, аккуратненько так зажатая в тисках конфликта между сердцем и умом. Или, может быть, борьба в ней идет между любовью и гордостью? Нет, между надеждой и желанием. Она надеялась услышать от Ника, что его отношение к ней больше, чем просто вожделение. Вожделение – это хорошо, определенно хорошо. Но, строя планы по «размораживанию» Ника, она неосторожно воспламенила себя. Эва с ненавистью посмотрела на часы: три часа тринадцать минут утра. Ник задумчиво перебирал каналы на дистанционном пульте, почти не обращая внимания на мелькавшие в телевизоре кадры ночных программ. На тумбочке рядом с ним стояли две мини-бутылки шотландского виски и наполовину опустошенная жестянка с орешками. Не то чтобы он нуждался в дополнительных калориях после мороженого, которым его накормила Эва, просто в последнее время ему не нравилось, как действует алкоголь на его пустой желудок. Но от выпитого ему не захотелось спать и ни на йоту не уменьшилось вожделение, которое, подобно адреналину, перекачивала его кровеносная система. Ник взглянул на часы: три часа тринадцать минут утра. Он не мог спать. Не мог читать. Не мог работать. Не мог спокойно сидеть и смотреть какой-нибудь фильм. Отбросив в сторону пульт, Ник соскочил с кровати и стал бродить по номеру. Он уже принимал и горячий душ, и холодный. Упражнение на разгибание корпуса «сесть-лечь» он повторил столько раз, что мог бы угодить любому персональному тренеру. Пробовал заняться разгадыванием кроссворда, уже почти оделся, чтобы пойти поискать какой-нибудь клуб или ночной кинотеатр – что угодно, лишь бы не думать об Эве Джеймс. – Это же смешно, – пробормотал он. – Безумие какое-то. – Ее поцелуи привели его в состояние беспокойства и удивления. Удивления оттого, что он, оказывается, еще не слишком стар и умудрен опытом, чтобы не поддаться голодному юношескому возбуждению. Но слово «возбуждение» не совсем подходит к нынешнему его состоянию. Взгляд Ника упал на дверь. Эва лежит рядом, в комнате через коридор. Он вообразил ее разметавшейся на кровати поверх откинутого покрывала, с призывно протянутыми руками. И тут у него в голове зазвучало эхо ее голоса. Ради чего вам нужно жить? Этим вопросом она бросила ему вызов. Почему он хочет жить? Ну, потому что все хотят. Воля к жизни не поддается рациональному объяснению. Но порой цена выживания бывает слишком жестокой. Лишь отключив свое сердце, он оказался в силах прожить тот первый год после гибели жены и сына. Постепенно такое состояние стало привычным. Но расплачиваться все-таки пришлось. Одиночество было таким полным, что временами ему казалось, будто сама его душа отмерла за ненадобностью. Почему он не сказал этого Эве? И почему не признался, что боится отпустить свои чувства на волю, боится подставить себя под удар возможной потери? Потому что если признается в этом, то придется признаться и в том, что он уже поддался чувствам, что именно она принудила его к этому. У Ника судорожно напряглись руки, словно он видел перед собой что-то исключительно нужное – остается только дотянуться и схватить. Шесть долгих, одиноких лет он уклонялся от всего, что походило на постоянные обязательства. Но до Эвы ни одна женщина не пробуждала в нем ощущения этого медленного, глубинного таяния льда. В его объятиях она была и теплом, и жаром – воплощенной женственностью. Свое желание она изъявила без принуждения и страха. Но все же и она отступила. Почему? Может, все-таки чего-то боялась? Сделав несколько шагов, он оказался у двери. Снял цепочку, отодвинул защелку и открыл дверь. Коридор был освещен неярко, так что полоска света под дверью Эвиного номера была ясно видна. Ник удовлетворенно усмехнулся. Так. Значит, она тоже не смогла уснуть! Он шагнул в коридор, но сразу же вспомнил, что на нем только нижнее белье, которое никак не скрывает его возбужденного состояния. Он быстро отступил обратно в комнату. Схватив халат, подумал, не постучаться ли в дверь. Не хотелось делать ничего такого, что она может понять неправильно или, наоборот, слишком правильно. Их вроде бы еще связывают служебные отношения. Он повернулся к телефону и быстро набрал номер. Она сняла трубку после первого звонка. – Алло? – Эва? – Слушаю. Это Ник? – удивленно спросила она. – Да. Я увидел свет у тебя под дверью. Хотел узнать, все ли с тобой в порядке. – Все нормально. Просто не спится. Ник усмехнулся. – Мне тоже. Интересно почему. – Может, от шоколадного мороженого? В нем столько кофеина… – Может быть. – Он секунду помолчал. – Эва, сегодня ты спросила, ради чего я хочу жить. Это чертовски непростой вопрос. – Знаю. – В ее голосе ощущалась легкая смешинка. – Он стоит в одном ряду с другими такими же. Зачем я родился? В чем смысл жизни? И тому подобное. – Вот именно. Но почему тебя интересует мой ответ на него? – Мы ведь друзья, верно? – Верно. И все же? Есть люди, которых я знаю всю жизнь, но мне никогда бы не пришло в голову задать им такой вопрос. Он почти слышал – или, скорее, видел, – как крутятся колесики у нее в голове. – Возможно, я потому спросила, Ник, что мне показалось, будто тебе стоит подумать над ответом в большей степени, чем другим. – Почему тебе так показалось? – Ты один. Абсолютно один. Если бы ты был счастлив в этом состоянии, то мне бы и в голову не пришло спрашивать. – Значит, ты считаешь, что я несчастен? – А разве не так? Ник напрягся. – Почему это может представлять интерес для тебя? – Ты прав. Наверное, это не мое дело. – Нет. Я не то имел в виду. – Помолчав, он продолжал немного севшим голосом: – Между нами что-то есть. Ты это знаешь. Я это знаю. Сейчас половина четвертого, и мы разговариваем по телефону, хотя для обоих не составило бы труда просто пересечь коридор. Тогда никто из нас не был бы одинок. – А ты уверен, что это так? – Ее голос вдруг зазвучал так же недоверчиво, как перед тем у него. – Ты действительно избавился бы от своего одиночества или просто забылся бы на время в моей постели? – Сейчас поздновато для того, чтобы вести метафизические споры, Эва. – Тембр его голоса изменился, стал низким и возбуждающим, словно ласка. – Что, если нам просто попробовать все выяснить на практике? – Я бы хотела, Ник, но… – Боишься не понравиться себе утром, – сухо закончил он. – Ну, я-то себе понравлюсь, – с абсолютной откровенностью сказала она в ответ. – А еще больше мне понравишься ты, причем настолько больше, что это может стать для тебя даже несколько обременительным. Вот что плохо. Ты же не захочешь, чтобы я ударилась в глупые мечты о нашем будущем, потому что не веришь в сказочную концовку: «И они жили долго и счастливо». Ведь правда? А я, боюсь, уже не смогу остановиться. Молчание в трубке затянулось, и Эва затаила дыхание. Никогда раньше она не была так близка к тому, чтобы признаться в чувствах, которые испытывала к нему. Проходила секунда за секундой, и ее вдруг охватило ужасное, тошнотворное ощущение, что она совершила ошибку. – Прости, – чуточку резко сказала она. – Я думала, мы говорим начистоту. Должно быть, виновато позднее время. Боже, уже почти четыре. Надо бы немного поспать. Увидимся утром. Она уже почти положила трубку на рычаг, когда услышала, как он крикнул с каким-то отчаянием: – Эва! Поколебавшись, она снова поднесла трубку к уху: – Да, Ник? – Не отрекайся от меня. – Его голос звучал тревожно, всегда ровная интонация сбилась от неуправляемого страха. – Может быть, я того не стою, но прошу тебя, не отступай. Ты понимаешь? – Понимаю. – Ты важна для меня, Эва. Прости, если я поторопился. Она тихонько засмеялась. – Не так уж поторопился, иначе я не валялась бы тут без сна, не так ли? Она почти почувствовала, как он облегченно улыбнулся, но в голосе все еще слышалось напряжение: – Если бы ты знала, что ты со мной делаешь! – Ну нет, этот номер не пройдет! – сказала она, придав голосу легкий тон. – Мне необходимо по крайней мере три часа нормального сна. Не забудь, что утром ты вверяешь мне свою жизнь. – Я готов по первому твоему слову доверить тебе, Эва, любую часть себя по отдельности и все вместе. – Спокойной ночи, Ник. Кладя трубку, Эва улыбалась улыбкой триумфатора. Сон сразу показался ей вполне осуществимой возможностью. Чем скорее она заснет, тем скорее наступит утро и она снова увидит его. Третья чашка кофе была такой же крепкой и горькой, как и первая. Добавляя в нее однопроцентного молока, Эва сразу заметила серебристые волосы Ника в толпе выходящих из лифта людей. Каждый раз, когда он появлялся в поле зрения, у нее внутри оживало что-то такое, что было глубже влечения. Вот он пересекает холл; на нем брюки из натурального льна и рубашка цвета слоновой кости; неизменные темные очки отгораживают его от внешнего мира. Он кажется воплощением неторопливой изысканности. Однако она знала о Нике то, чего никогда не заподозрил бы сторонний наблюдатель. Он так и не спал всю ночь. Как и вчера, это было видно по тому, как он слегка припадает на правую ногу. Я люблю его. Это естественное и жизненно необходимое чувство ворвалось в нее, да так насовсем и осталось. И с этим ничего нельзя поделать. Прошлым вечером она осмелилась дразнить и тормошить его – чуть-чуть, только чтобы пробиться сквозь наружную оболочку отчужденности, – и получила в награду возможность мельком разглядеть пылкую натуру, которую он прятал под этой оболочкой. Ее губы изогнулись в мечтательной улыбке предвкушения. В одном поцелуе этого мужчины таился такой заряд страсти, какого ей не приходилось ощущать ни у одного из мужчин, которых она знала до Ника. Но не это главное. Их влекло друг к другу нечто большее, чем простая физическая совместимость. И у нее оставался всего один день на то, чтобы доказать ему это. Поверх края чашки она наблюдала, как он осматривает холл, ища ее. Обычно она оставляла ему записку у администратора, в которой сообщала, когда подаст лимузин к подъезду. Сегодня она этого не сделала – решила вывести его из равновесия. Она видела, как он заговорил с портье. Тот в ответ показал ему, где находится кафетерий. Ник сразу увидел ее – она сидела прямо у входа, – и его лицо засветилось радостью. При его приближении Эва встала. Счастливая улыбка на лице Ника потухла – он увидел, что она в своей шоферской форме. Он сорвал с себя очки, и стали видны две глубокие борозды на лбу. Взглядом своих темных, цвета насыщенного кофе, глаз он окинул ее темно-синий, застегнутый на латунные пуговицы блейзер и брюки. – Как это понимать, Эва? Она улыбнулась краешками губ, пропуская его удивленный вопрос мимо ушей. – Кофе, мистер Бауэр? Ник покачал головой. – Я заказал кофе в номер. – Он еще сильнее нахмурился, продолжая разглядывать ее униформу, но больше ничего на эту тему не сказал. – Я звонил тебе в половине седьмого, думал, что ты присоединишься ко мне. – Он укоризненно посмотрел ей в лицо, на котором играла улыбка. – Ты не взяла трубку. – Должно быть, я в это время спустилась к реке, хотела пробежаться. Мне это нужно было, чтобы проснуться окончательно. А потом занималась машиной. Складки у него на лбу немного разгладились, но тон был по-прежнему неодобрительным. – Могла бы по крайней мере оставить мне записку. А то персоналу отеля пришлось больше часа разыскивать тебя. – Прошу прощения, сэр. – Эва опустила глаза и в свою очередь слегка нахмурилась. Значит, несмотря на то, что она вчера целовала его так, словно он владел последним глотком воздуха во вселенной, он все равно считает, что с утра ей следует вернуться в образ наемной служащей, во всем угождающей боссу Бауэру. От разочарования у нее защемило сердце. Раньше он никогда не был ни мелочным, ни высокомерным. Она взяла в руки несколько листов бумаги, лежавших на столе рядом с ее блюдцем, и протянула ему. – Я захватила ваши факсы. В записке миссис Роберте сказано, что в первой половине дня она пришлет и окончательные данные по проекту Янсена. – Эва постаралась, чтобы это прозвучало по-деловому, спокойно и в то же время безлично. Он взял у нее бумаги и сухо сказал: – Спасибо. – За это вы мне и платите, – ответила она довольно резко, что заставило его бросить на нее острый взгляд. – Да, наверное. – У него был какой-то смущенный и одновременно рассерженный вид. – Ты хорошо спала? – Неплохо. Благодарю вас за внимательность, мистер Бауэр. Он пристально смотрел на нее, даже не пытаясь скрыть, что обижен ее возвращением к официальности. – А я плохо, Эва. Несмотря на его суровый вид, Эва подумала, не слишком ли строго она его судит. Возможно, он искренне беспокоился за нее и огорчился, что они не смогли не торопясь позавтракать наедине. Она не поддалась естественному для женщины желанию протянуть руку, сплести свои пальцы с его пальцами и увести его обратно в лифт и к себе в комнату. Конечно, Ник захочет заняться с ней любовью. Он хочет именно этого, и она тоже. Но здравый смысл удерживал ее от такого шага. Ее ставкой в этой игре было нечто большее, чем возможность улечься с ним в постель. Она хотела войти в его жизнь. Он схватил ее за руку, когда она потянулась за счетом. – Что касается вчерашнего вечера… Эва покачала головой и медленно высвободила ладонь. – Не здесь, Ник. Секунду она видела неприкрытую тоску, тлеющую в глубине его темных глаз, потом он снова надел очки. – Как скажешь, Эва. Как ты пожелаешь. Эва ощутила новый прилив решимости. В три часа ночи он просил ее не отступаться от него. Он даже не представляет, с какой целеустремленностью она собирается выполнять данное ему обещание. Через несколько минут они оба зажмурились от слепящего блеска еще одного жаркого утра. Поверхность Потомака отливала металлом. Смог серовато-бурым облаком висел в удушливом летнем воздухе. Вчерашний быстро закончившийся дождь сейчас испарялся, напоминая, что впереди еще один знойный день. – Боже мой! Ничего себе денек! – пробормотал Ник. – Похоже, погода на Восточном побережье взбесилась, – ответила Эва, распахивая перед ним заднюю дверцу. – К полудню цифры на градуснике могут стать трехзначными.[1 - Имеется в виду шкала Фаренгейта. – Прим перев.] Неожиданно для нее он отвел ее руку и захлопнул дверцу. – Спасибо, я сяду впереди. В ответ на этот внезапный каприз Эва лукаво усмехнулась. – Возить пассажиров на переднем сиденье – нарушение правил. – Я сам установил эти правила, сам их и нарушу. Эва браво отсалютовала ему: – Так точно, сэр, мистер Бауэр! ГЛАВА ПЯТАЯ – Я не смог… спасти их. – Ник выдавил эти слова, как будто их вырвали у него под пыткой. – Ничем… не смог помочь им. – Он сделал долгий, медленный вдох, который окончился каким-то странным коротким звуком. – Мужчина должен быть способен защитить свою жену и ребенка. Я подвел их. Глаза Эвы были прикованы к дороге. Это неожиданное признание прозвучало для нее как гром с ясного неба. Она даже не могла вспомнить ту незначительную реплику, которая вызвала его. Или, может быть, не было вообще никакой реплики. Они были в пути уже два часа, успев углубиться в коневодческий район Виргинии, страну выбеленных изгородей, безукоризненно чистых конюшен и ухоженных выгулов. Вот в чем дело. Ник упомянул, что его жена любила лошадей. В следующую секунду он уже начал говорить о своем браке и о том, чем все кончилось. Эва постаралась заглушить собственные чувства. Ведь он впервые заговорил с ней об этой катастрофе. Не надо быть гением, чтобы понять, чего стоило такое усилие этому замкнутому человеку и что он сделал это усилие ради нее. Сейчас важно сказать что-нибудь такое, что ободрило бы его. Эва взглянула на Ника. Он сидел выпрямившись и неотрывно глядя перед собой, словно не она, а он вел машину. В профиль его лицо казалось заострившимся. Голос звучал бесстрастно, как бы отрешенно от самих слов. Только едва заметная дрожь в уголке рта говорила о том, каким огромным усилием воли он держит себя в руках. Вот в чем главная причина его одиночества, вот источник, питающий тот ледяной барьер, которым он оградил себя в эмоциональном отношении от всех других людей в своей жизни. Ей никогда не приходило в голову, что он мог винить себя в их гибели. Она понимала, что ей нельзя ограничиться обычными словами утешения, какие, должно быть, он слышал в свое время от тех, кто осмеливался говорить с ним об этом. Ему нужна откровенность, а не банальности. – Ты говоришь, что в случившемся есть твоя вина. Но разве из-за тебя этих гусей засосало в двигатели? – тихо спросила она. Он резко повернулся в ее сторону, его лицо выражало крайнее удивление. – Тебе не приходило в голову, что меня могло заинтересовать, как произошла эта авиакатастрофа? Я пошла в библиотеку и прочитала все, что писали газеты, – призналась Эва. – Вот я и спрашиваю, как ты их подвел? – После каждого вопроса она бросала взгляд на дорогу. – Разве это ты завалил самолет? Ты выбирал, кому жить, а кому умереть? Разве ты струсил и сбежал? В чем ты их подвел? Ник покачал головой, лицо исказилось в гримасе. Видно было, с каким усилием он сохраняет самообладание. – Все не так просто. – Я читала, как ты спас жизнь трем другим пассажирам, хотя у тебя самого была повреждена нога. – Не обескураженная его хмурым видом, Эва продолжала еще уверенней: – Миссис Роберте рассказывала мне: ты получил такую сильную контузию, что первые три дня, проведенные в больнице, даже не знал, где находишься. – Я не хотел знать. – Его голос потерял свою обычную звучность. Он отвернулся и снова стал смотреть через ветровое стекло, но Эва понимала, что на самом деле он смотрит внутрь себя. Она глубоко вздохнула, сердце ее разрывалось от сочувствия к нему. Но он не нуждался ни в ее слезах, ни в жалости. – Ник, логическим путем ты тут ни к чему не придешь. То, что случилось, не поддается никакой логике и никаким меркам добра и зла. Это был ужасный, непредсказуемый несчастный случай. Ты любил свою жену и ребенка. Твое горе было таким долгим и глубоким… Но послушай, Ник… – Она подождала, пока он повернется в ее сторону. – Их нет, а ты есть. Разве ты хотел бы, чтобы твоя жена прожила последние шесть лет так, как прожил их ты, – в одиночестве и без любви? – Конечно, нет. – Какое-то воспоминание на секунду смягчило следы боли на его лице. – Дженет любила жизнь. – Он едва заметно пожал плечами. – Она захотела бы, чтобы я продолжал жить. – Ну так и продолжай, – негромко сказала Эва. Он повернулся к ней, его взгляд постепенно возвращался из прошлого в настоящее. Слабая улыбка сняла гримасу боли и вернула прежнюю форму красиво очерченным губам. – Не знаю, за какие заслуги провидение послало мне тебя, Эва. Она улыбнулась. – Насколько я помню, ты пытался отказать мне в работе. Мне пришлось штурмовать цитадель и требовать признания. – Да, верно. И с тех пор ты берешь штурмом мои укрепления одно за другим. – Он поднял руку и дотронулся до ее щеки тыльной стороной ладони. – Продолжай в том же духе. – Его пальцы скользнули вниз по ее щеке к шее и легким как перышко прикосновением охватили ее. – Мне надо, чтобы ты всегда была рядом. Как бы поежившись, Эва зажала его пальцы между щекой и плечом, ощущая бурную радость оттого, что преодолено опасное препятствие. – Может, тебе надо быть поосторожнее с просьбами? А то вдруг получишь то, что просишь. – Я на это рассчитываю… и на тебя, Эва. – Он откинул свою посеребренную голову назад, на кремовый кожаный подголовник, и закрыл глаза. Однако его рука осталась там, где была, ласково напоминая о том, что между ними возникла новая связь. – Я на это рассчитываю, – устало повторил он. Он заснул так быстро, что Эва даже не стала отвечать. Она знала, что ею одержана безмерно трудная, но необходимая победа над его прошлым. Теперь все, что бы ни случилось, будет касаться лишь настоящего и, может быть (может быть!), будущего. – Он никогда и не любил меня. Я была просто частью его «жизненных планов», причем, как оказалось, наименее ценной. – И поняла это, когда было уже поздно? – Ник смотрел, как Эва жует зеленый салат. Они сидели в уютном уголке сельского торгового центра, в нескольких милях от резервации индейцев чероки, расположенной в Великих Дымных Горах, что на западе Северной Каролины. Когда-то в этом здании помещался сельский магазин, где продавали корма и зерно. Теперь здесь был торговый центр прикладного искусства, где в многочисленных киосках торговали изделиями местных индейских и деревенских ремесел, коллекционными предметами фермерского быта и антиквариатом. Они оказались здесь совершенно случайно, после того как Ник проспал в машине почти весь день. Где-то между обсуждением того, покупать или нет боевой головной убор ручной работы, и поглощением чая со льдом и салатов зашел разговор о замужестве Эвы. Эва задумалась над ответом. – Мне тогда только исполнилось двадцать лет. Я выросла в маленьком городке, в семье с небольшим доходом. Билл Ролстон был, что называется, мечтой каждой женщины – красивый, умный, вундеркинд от электроники, работающий на фирме в Хартфорде, и богатый. Мы познакомились на вечеринке у общих друзей. Он был на несколько лет старше. Мне ли было бросать вызов его высокомерию и самоуверенности? Тем более что он использовал свое немалое обаяние, чтобы произвести на меня впечатление. Она сокрушенно усмехнулась. – Он казался мне идеалом. К тому же терпеливо слушал все, что бы я ни говорила, при каждой встрече старался расположить к себе. Разумеется, я влюбилась. Это была большая ошибка. Эва увидела, как рука Ника, лежавшая на столе, стала приближаться к ней. Она пыталась остановить этот жест сочувствия, слегка покачав головой. Но он не отступил. Взглянув ей прямо в глаза, он сказал: – Расскажи мне об этом. Она невольно засмотрелась на складную фигуру сидящего напротив мужчины. Внезапно ее поразила мысль о том, что Билл и Ник во многом похожи: оба красивы, умны, богаты. Но здесь сходство и кончалось. Билл оказался неспособен на настоящее чувство, был начисто лишен самокритичности, сочувствие было ему чуждо. Те почти незаметные, но определяющие признаки характера, отсутствовавшие на приятном лице Билла, в изобилии проступали сейчас на лице Ника. Нет, у самовлюбленного человека не могло быть глаз, выражающих такую силу, такую печаль, такую нежность. Она сама не раз наблюдала выражение, можно сказать, воинственного сопереживания у него на лице, когда он считал, что какое-то стоящее дело приносится в жертву «политической целесообразности», или видел, что кого-то обманывают или используют. В этот момент он сопереживал ей. Она ощутила, как ее сердце захлестнула теплая волна. Он смотрел на нее с таким сосредоточенным вниманием, словно ожидал последних важнейших подробностей коммерческой сделки, а не пустяковых фактов очень короткого и несчастливого замужества. Гоняя по тарелке лист одуванчика, Эва старалась вспомнить ту молодую и несчастную жену, какой она была когда-то. Но эти воспоминания были такими далекими, что казалось, будто не она, а кто-то другой прожил ту жизнь. Бесстрастная отрешенность передалась и ее голосу, когда она снова заговорила: – Расскажу покороче. Уже через два месяца он сделал мне предложение. Я чувствовала себя Золушкой, к которой постучался Сказочный Принц с хрустальным башмачком в руках. Поэтому я помахала ручкой последнему году учебы в колледже и вышла за него замуж. Только после свадьбы я поняла, что для Билла сделать предложение не означало любить, а слушать не означало слышать. Он довел до совершенства свои манеры тонко чувствующего современного человека, но они были лишь инструментом в его руках. Тот факт, что мне было плохо с самого первого дня, не имел никакого значения. У него было то, что он хотел, – послушная, покорная, уступчивая жена… – Я как-то не могу вообразить тебя покорной или послушной, – перебил ее Ник. Взгляд его темных глаз стал еще интимнее. – А вот уступчивость я держу в голове весь день. Эва избегала смотреть на него, но была благодарна за улыбку, которая слышалась в его голосе. – Даже в постели он вел себя как эгоист, но я по неопытности думала, что сама виновата и что потом все наладится. Но через полгода, придя однажды с работы, он сказал, что не уверен, правильное ли решение я приняла – не он, а я! – став его женой. Что если бы я действительно прислушалась к своему сердцу, то поняла бы, что не люблю его или люблю с недостаточной преданностью. – Вот подонок, – пробормотал Ник. Эва кивнула и наконец посмотрела ему в глаза. – Примерно неделю спустя до меня дошел слух, что Билл возобновил роман со старшей помощницей начальника его отдела, который прервал перед нашей свадьбой. Она была на семь лет старше его и благодаря своему положению могла быть полезной для его карьеры. И я ушла. Эва нацепила на вилку помидор размером с вишню, который попытался ускользнуть от нее через край тарелки. – Я лишь слегка удивилась и почувствовала большое облегчение, когда он даже не попытался помириться. – Она подняла вилку, чтобы получше рассмотреть помидор. – Никакого предварительного раздельного проживания, никакого консультанта по вопросам брака и семьи. Просто быстренький развод, и все. – Помидор отправился в рот. – Никакого финансового возмещения? Эва энергично покачала головой. – Я отказалась добиваться материального возмещения, на которое, по словам моего адвоката, могла рассчитывать. Билл был прав: это я совершила ошибку. Деньги здесь ничего не меняли. Две гневные черточки прорезали лоб Ника. – Порядочный человек предложил бы сам. Эва ласково посмотрела на него, ей понравилось, что Ник способен принимать близко к сердцу события, случившиеся задолго до их встречи. – Подумай, сколько интересного я бы пропустила, если бы мне не пришлось зарабатывать на жизнь! По крайней мере, теперь я знаю, чего стою, и никогда больше не продешевлю. Пристальный взгляд Ника скрестился с ее задорным взглядом. – Тебе и не придется. Мне с этого места кажется, что ты сама всем заправляешь. Так почему же сейчас у тебя нет мужчины? Эва пожала плечами. – У меня были другие интересы. Именно такого ответа Ник и ожидал, но тем не менее почувствовал острое удовлетворение оттого, что у нее никого нет. – Ну а теперь? Эва как-то загадочно усмехнулась и отвела взгляд. Они сидели у окна с ящиком для растений, полным ярких летних цветов. Эва сняла форменный жакет, уступив жаре, но и ее накрахмаленная блузка быстро теряла вид. Трех стаканов чая со льдом едва хватило для утоления мучившей ее жажды. За окном их лимузин, словно мираж в пустыне, дрожал и плясал в послеполуденном зное, отражавшемся от тротуаров и всей улицы. Машину окружила стайка ребятишек, пытавшихся что-нибудь увидеть сквозь тонированные дымчатые стекла. Обычно она держала праздных зевак на расстоянии, но детей ей было жаль прогонять. А потом, просто не хотелось выходить на солнцепек раньше времени. Она подняла глаза и заговорила с подошедшей официанткой: – Я надеялась, что ближе к горам будет прохладнее. – Девяносто семь в тени, – ответила блондинка с яблочным румянцем на щеках, одетая в льняное красное с белым платье в колониальном стиле и белый фартучек с оборками. – Денек как на заказ для купания нагишом, это уж точно. У Эвы загорелись глаза. – А в меню оно есть? Официантка засмеялась, вырвала из своей книжечки счет и положила на стол. – Можно устроить. – Правда? – Эва проигнорировала удивленную мину Ника. – Ну, просто недалеко отсюда есть такое местечко, где один из ручьев образует естественный плавательный бассейн. – Официантка подмигнула. – Все местные его знают. Я и сама туда хожу. – А трудно его найти? – спросила Эва, и ее глаза озорно заблестели. Молодая женщина усмехнулась, переводя оценивающий взгляд с Эвы на шокированное лицо Ника. – Миль пять отсюда, наверху в горах. – Ее взгляд переместился на окно, потом на черный лимузин, жарившийся на солнце. – Конечно, дорога узкая и извилистая, просто асфальтовый серпантин. Местами там крутые обрывы. Эва поняла ход ее мысли. – Вы удивитесь, если узнаете, в какие щели мне удавалось пропихивать этого монстра. Если там есть дорога, я справлюсь. Официантка улыбнулась. – Знаете что, нарисую-ка я для вас план. – Взяв бумажную салфетку, она изобразила развилку дорог, указала направление. – Отличный день для такой прогулки, – сказала она и отдала Эве свое произведение. Эва рассмотрела план, потом спрятала его в карман. – Спасибо вам. – Не за что, – ответила официантка. – Местные жители все время туда ходят. Конечно, это запрещается, но обычно у шерифа есть дела поважнее, чем гонять людей оттуда, где можно купаться. Она взяла деньги, которые протянул ей Ник, и изумленно округлила глаза, когда он сказал: – Сдачу оставьте себе. – Спасибо. Заходите в любое время. – Она задержалась возле них и окинула Ника одобрительным взглядом. – Только не слишком там засиживайтесь, по этой дороге лучше возвращаться засветло. По радио вечером обещали дождь. Вы не узнаете, что такое настоящая непогода, пока не попадете в грозу в Дымных Горах. Приятного вам купания. Когда она ушла. Ник засмеялся. – Она думает, мы психи и на самом деле собираемся туда. Эва встала и протянула руку за своим форменным жакетом, висевшим на спинке стула. – Я-то собираюсь. Иронически изогнув темные брови, Ник тоже поднялся. – Ты это серьезно? – В глазах у него появился какой-то особенный блеск. – Я не взял с собой плавки. Эва задорно улыбнулась. – Я тоже не взяла. Как только они свернули с главного шоссе и, проехав через Национальный парк Великих Дымных Гор, выехали на ленту асфальтовой дороги, такую узкую, что на ней не было даже центральной разделительной полосы, им показалось, что они попали в иной мир. Каким-то таинственным образом они вдруг переместились в приветливый мир тишины и прохладного воздуха, где их со всех сторон обступал лес из деревьев высотой с собор. Заговорщицки переглянувшись, Эва и Ник одновременно, каждый со своей стороны, нажали на кнопку, опускающую стекло. В машину мгновенно хлынул горный воздух, сделав ненужным кондиционер и принеся, вместе с легким прохладным ветерком, ароматы дикой природы. Живые изгороди из рододендронов шелестели с обеих сторон дороги. Через минуту начался подъем по туго скрученному серпантину. С одной стороны над ними нависала темная, густо поросшая лесом гора. С другой – дорога местами пролегала по краю крутых обрывов, и тогда они видели под собой вершины деревьев, под чьими ветвями только что проезжали. Этот головокружительный подъем потребовал от Эвы максимального сосредоточения на работе двигателя, который временами взвывал от натуги, таща в гору тяжелый лимузин. Внизу, в долине, затененной от послеполуденного солнца склоном горы, землю начала заволакивать дымка. Но у них над головой небо оставалось похожим на твердую ярко-голубую раковину. Когда под конец дорога немного выровнялась, Эва с самодовольной улыбкой повернулась к своему пассажиру. – Я же говорила, что справлюсь. Ник с сомнением приподнял бровь. – Спуск будет тебе еще одним испытанием. Эва в ответ самоуверенно усмехнулась, задержав на нем взгляд чуточку дольше, чем того требовало благоразумие. Несмотря на царивший в машине полумрак, Ник весь словно светился. Она подумала, что это из-за волос: их чистый серебристо-белый цвет притягивал к себе каждый фотон скудного освещения и отражал его с усиленной яркостью. Она могла бы сидеть и смотреть на него вечно – или пока не наберется смелости прикоснуться к нему. Она никогда не могла смотреть на него долго без того, чтобы ее не потянуло коснуться его. Неожиданно Ник поймал ее взгляд. Она понимала, что он легко может догадаться о ее влечении к нему, прочитать все по лицу, по глазам. Она поспешно произнесла: – Говорят, в здешних горах все еще скрываются самогонщики. Хотя несколько лет назад главной культурой, приносящей нелегальный доход, стала марихуана. – Откуда ты это знаешь? – спросил Ник, хотя его больше интересовали другие вещи. Он видел, как ее руки чуть крепче сжимают баранку, когда он смотрит на нее. И еще он чувствовал, как медленно, но верно между ними нарастает напряжение. Эва снисходительно улыбнулась. – Умею читать. Ник протянул руку и дотронулся да пряди шелковистых волос, упавшей ей на плечо. Зажав концы завитка между пальцами, он, словно перышком, стал щекотать им у нее под подбородком. Теплая волна румянца зародилась у нее под кожей и выплеснулась на щеку. А Ник ощутил жаркий прилив внизу живота. – Что еще ты знаешь об этих местах? Эва услышала в его тоне знакомую скептическую нотку. Таким тоном он говорил, когда хотел поколебать уверенность другой стороны. – Фактически не так уж мало. Национальный парк Великих Дымных Гор – самый крупный государственный природный заповедник к востоку от Миссисипи. Ежегодно здесь бывает свыше трехсот тысяч посетителей. Летом здесь ловится окунь, а зимой, как ни удивительно это покажется, можно кататься на лыжах. Несмотря на наплыв приезжих, люди старшего поколения в этом районе Аппалачей все еще говорят на диалекте, корни которого восходят к английскому языку елизаветинской эпохи шестнадцатого века. – Твои знания впечатляют. На этот раз Эва не могла отвести взгляд от дороги, потому что начинался спуск во впадину, если судить по карте на бумажной салфетке. – Я всегда нахожу время на то, чтобы удовлетворить свою любознательность. – А я это уже заметил. – Ник смотрел, как классно Эва вписала лимузин в крутой поворот со спуском. Ему вспомнилось, как она зачастую делала лишний крюк, чтобы справиться о клиентах, с которыми он вел дела. И с ее стороны это не было праздным любопытством. Она обладала острым и деятельным умом. Он понимал, что усиленный интерес в ней пробуждало все, что касалось лично его. Во многих отношениях Эва сделала себя частью его жизни, не став при этом навязчивой. Вот еще одно из редких качеств, которыми она наделена. Он не может – не должен – потерять ее. Он просунул руку под ее волосы и стал мягко массировать шею. – Ты натянута как струна. Устала? – Его большой палец, отделившись от остальных, стал гладить ее под подбородком. – Или это из-за меня, Эва? Эва взглянула на него, вобрав в себя жар, исходивший от его почти черных глаз, и удивилась, как он может еще спрашивать. – Я никогда не буду намеренно лгать тебе, Ник. Ник рассмеялся. – Вот классический ответ в стиле Эвы – тонкий, уклончивый и с достаточной дозой таинственности, чтобы подогреть любопытство. Ладно. Храни свои секреты – до поры до времени. Через минуту машина, сделав поворот, выехала на ровную, залитую солнцем площадку, образовавшуюся в естественном разрыве горного хребта. Трава рядом с дорогой была примята оттого, что по ней постоянно ходили и ездили, но сейчас из транспортных средств здесь стоял один пикап, переполненный набившимися в кузов подростками. Они засвистели и замахали руками, когда Эва остановила лимузин рядом с ними. – Что это за птица? – крикнула одна из девчонок, когда Эва распахнула дверцу. – Извините, это всего-навсего представитель исполнительной власти, – откликнулась Эва, когда Ник показался с другой стороны машины. Раздавшиеся в ответ стоны должны были изображать разочарование. – Каким ветром вас сюда занесло? – крикнул кто-то из группы. – Хотим немного подышать свежим воздухом. – Долго тут не задерживайтесь, – сказал водитель пикапа и показал на небо. – Идет гроза. Она пока на той стороне горы, но скоро дойдет и сюда. Эва взглянула на чистое голубое небо и пожала плечами. Минуту спустя, когда пикап тронулся под гиканье и мелькание машущих рук, ей послышался слабый рокот, но она решила, что это, должно быть, барахлит глушитель пикапа. – Ну, что дальше? – спросил Ник. Взгляд его выражал сомнение. – Как что? Купаться! – Сняв жакет, она бросила его в машину, захлопнула дверцу и пошла к воде. Расщелина представляла собой небольшой каньон с ровным дном, который когда-то давно был пробит в горе бурным ручьем, бегущим в отдалении. На одном конце узкой долины возвышался крутой утес, образуя защитный барьер от ветров и жары. Как раз в этом месте ручей расширялся, образуя чашу. Прохладные кружевные папоротники росли у подножия окружавших ее деревьев. В густой тени, отбрасываемой утесом, царили постоянные сумерки и землю покрывал толстый слой мхов. – Лучше не придумаешь, – с восторгом сказала Эва, оказавшись на мшистом берегу. – Здесь наверняка на десяток градусов прохладнее. – Так и есть, – отозвался Ник, подходя вслед за ней. Его восхищенный взгляд задержался на женственных линиях ее спины и бедер. – Может, просто посидим здесь, полюбуемся видом? Лезть в воду нет необходимости. Эва обернулась к нему, ее глаза озорно блестели. – Так уж и нет? Ник встретился с ее взглядом, в котором вызов уживался с женственной застенчивостью. Он думал, что их утренняя поездка будет одним исподволь подогреваемым поединком, с выжиданиями, с бросаемыми искоса взглядами, пока это не станет невыносимым для обоих и не заставит искать места и способа довести до конца медленный танец желания. Но он проспал большую часть дня, а их разговор был исключительно о старых обидах и ошибках. Правда, напряжение между ними оставалось. Сейчас, когда они смотрели друг другу в глаза, он с абсолютной ясностью и во всех подробностях вспомнил о том, что случилось… почти случилось накануне вечером, и ощутил скованность в мышцах. Ему нестерпимо захотелось снова поцеловать ее. Он почти чувствовал, как ее острые зубки впиваются ему в нижнюю губу, почти помнил вкус ее языка. Запах ее духов, дразнивший его ноздри весь день, когда он сидел рядом с ней, вдруг показался еще сильнее на открытом воздухе. Однако что-то, чего он даже не мог выразить словами, удерживало его от того, к чему он так страстно стремился. – Я не уверен, Эва, что у нас на это есть время. Она улыбнулась. – Сейчас еще только четыре часа. Тебя ждут на совещание не раньше шести. Но если хочешь, я могу позвонить и проверить. Он поднял руку, чтобы остановить ее, но его следующие слова были не более обнадеживающими: – Что, если кто-нибудь заявится сюда и увидит нас? На лице у нее проступило выражение легкого удивления. – С каких это пор тебе не все равно, что думают другие? Ему и сейчас все равно, но вот она ему не безразлична. – Что, если это будет шериф? Улыбка снова вернулась к ней, и он подумал, что у такой улыбки должен быть вкус солнца, ведь не зря она разгорячила ему кровь. – Ты объяснишь, пустив в ход свой бауэровский шарм, что не знал о запрете. Мы не из этого штата и никогда больше не будем так делать. Ник смотрел, как она скинула туфли и зарылась босыми пальцами в траву, и думал, почему такое простое движение кажется ему расчетливой эротической игрой. Он сделал шаг по направлению к ней, изобразив на лице улыбку. – Ты несерьезно относишься к тому, что чревато дискредитацией. – Дискредитацией чего? – спросила она, поднимая руки и расстегивая верхнюю пуговицу блузки. – Моего имиджа, – упрямо сказал он, опустив глаза, чтобы не позволить ей проникнуть в свои мысли. – Подумай, чем это обернется, если репортеры пронюхают, что я купаюсь нагишом в обществе своей шоферши. – Огласка определенно изменит твой имидж в обществе, – смеясь, ответила Эва. – Я уже вижу заголовки теленовостей: «Айсберг Бауэр тает в обществе нагой приятельницы». Или еще лучше: «Бауэр оголяет зад – фото на странице шесть». Эва опять засмеялась, но выражение его лица говорило о том, что он не разделяет ее веселья. Подбоченившись, она окинула его взглядом с головы, которая сверкала на солнце, словно полярная ледовая шапка, до носков туфель. – И что же вы так боитесь выставить напоказ, мистер Бауэр? Свою реакцию на твою наготу, милая Эва. Ник думал о том, какой у него выбор. Он может просто спустить брюки и показать ей… Или сказать… Или… Эва отвернулась, предпочитая не видеть его упрямой мины, и начала расстегивать блузку. Она никогда в жизни еще не проделывала ничего подобного, если не считать плескания с двоюродными братьями и сестрами в детстве, в бабушкиных владениях. Но так бесстыдно обнажаться перед мужчиной, с которым она не занималась любовью, – о чем она только думает? Нет, думать незачем. Пришло время действовать. Надо на что-то решаться. Либо идти на дно, либо плыть. Да или нет. Ва-банк. Победителю достается все. Эти клише замелькали у нее в голове, словно шарики для пинг-понга. В конечном счете все сводится к одному. На протяжении одиннадцати месяцев, четырнадцати дней и примерно восьми часов каждый их взгляд, каждая мысль и каждая улыбка подводили обоих к этому мгновению. Что бы ни произошло, она сожалеть не будет, если только не упустит этот шанс. Когда была расстегнута последняя пуговица, она быстро сняла блузку, под которой оказался лифчик из розового атласа и кружев. Хорошо еще, что она надела пикантное белье, утешила себя Эва. Хотя, надевая, она рассчитывала снять его в другой обстановке и по другой причине. В качестве же купальных принадлежностей ее лифчик и трусики имеют такой же скромный вид, как и бикини. Все еще стоя к нему спиной, она расстегнула молнию, спустила брюки с полных бедер и столкнула вниз, к ногам, – торопливо, боясь передумать. Ей послышался какой-то звук у нее за спиной, но она решила не оборачиваться. Слишком велико будет унижение, если окажется, что Ник вернулся к машине. Но Ник и не думал уходить. Он так и стоял, ощущая сухость во рту, не в силах отвести взгляд от того, что ему открывалось. Мысли его двигались в единственном направлении – прямо вперед, на всех парах. Он сделал несколько вкрадчивых, бесшумных шагов в ее сторону, когда она завела обе руки назад, чтобы расстегнуть лифчик, и остановился как вкопанный у нее за спиной. Где-то посреди вдоха у него перехватило горло. Он зачарованно смотрел, как атласные бретельки лифчика скользнули вниз по слегка загорелым рукам. Потом Эва пошевелила плечами, вытянула руки вперед, и бретельки соскользнули с кончиков ее пальцев, а лифчик упал в мягкую густую траву. Он стоял так близко от нее, что оставалось лишь просунуть ладони под ее приподнятые руки и накрыть ими обе груди. Он уже видел ее наготу отраженной в зеркале гостиничного номера и знал, что груди у нее полные, естественно отягощенные крупными, легковозбудимыми сосками. Мышцы его живота сократились и отвердели. Однако он не прикоснулся к ней. Он не мальчишка, который хватает желаемое с ходу. Но он так сильно хотел ее, что это причиняло боль. Эва услышала короткий судорожный выдох у себя за спиной, но повернуться ей не хватило смелости. Вместо этого она сорвалась с места и помчалась к воде, крикнув через плечо: – Кто отстал, тот проиграл! Вид Эвы Джеймс, бегущей по траве в одних трусиках, заставил Ника забыть и о шерифе, и о последствиях, и обо всем на свете; ее груди дразняще колыхались, бросая ему вызов, маня догнать. Он сбросил одежду в рекордное время, уже на бегу. Когда до него дошло, что она собирается сделать, он предостерегающе крикнул. Но было поздно. Эва нырнула в спокойную воду заливчика, описав в воздухе изящную дугу. Выплеснулся фонтанчик воды, рассыпавшись радужными брызгами. Ник бросился к тому месту на берегу, с которого она прыгнула. Вот она вынырнула на поверхность с восторженным уханьем, и он тихо, с облегчением выругался. – Вода такая холодная! Просто дрожь берет! Чудесно! – прокричала Эва, переводя дыхание. Ник не разделил ее восторгов. – Черт побери, Эва! Надо быть совсем без мозгов, чтобы вот так прыгать в незнакомый водоем. Это опасно. – Он понимал, что его слова похожи на родительское назидание, но сердце у него выбивало неровную дробь от испуга. Она могла удариться головой обо что-нибудь под водой и серьезно пораниться или даже погибнуть. – Ты прав, – крикнула Эва, поворачивая к берегу. Доплыв до места, где вода была по грудь, она посмотрела на него с виноватым видом. – Прости, если я тебя напугала. – Неожиданно она улыбнулась, и день словно стал еще ярче. – Но это действительно чудесно. Губы Ника дернулись. «Холодно» и «дрожь берет» весьма слабо ассоциировались у него с «чудесным». Но с ней все в порядке, и то слава богу. Он стоял на берегу в своих боксерских шортах и смотрел, как ее голова то исчезает, то появляется в кристальной воде, испещренной зелеными и золотыми тенями. Он ясно видел ее груди, колышущиеся в воде. Соски казались твердыми розовыми камешками, лежащими на мелководье. Да, удивительная женщина – странная смесь практичности и каприза. Но никакая другая не заставляла его чувствовать себя в такой полной гармонии с ней и с самим собой. Когда он женился, то был еще слишком молод, слишком хотел преуспеть, был слишком поглощен своей карьерой и поэтому не мог в полной мере оценить те чувственные радости, которые доставляет мужчине любовь к женщине. А потом потерял свой шанс дорасти до такого знания. Наблюдая сейчас за Эвой, Ник спрашивал себя, можно ли испытывать то, что он испытывает к ней, и не назвать это любовью. Сомнительно. Эва держалась на одном месте, подгребая под себя «по-собачьи», с волос у нее стекали струйки воды. – Ну? Собираетесь вы наконец откинуть вуаль, мистер Бауэр? Ник оглянулся через плечо на оставленную ими дорожку из предметов одежды. Потом снова посмотрел на нее и сказал, медленно усмехнувшись: – Похоже, ты забыла правила купания нагишом. – Верно. – Побарахтавшись несколько секунд в воде, она торжествующе показала ему мокрый клочок розового шелка и кружев. Раскрутив над головой, она швырнула его на берег. 4Трусики с мокрым шлепком приземлились на его голую ногу. – Вот так! – крикнула она с вызовом. – Такова входная плата. Ты готов платить или нет? Насмешка заставила Ника прищуриться. – С тобой, Эва, я всегда готов. – Усмехаясь, он спустил шорты и перешагнул через них. Эва мельком увидела, как сильно он возбужден, а потом Ник, словно пушечное ядро, врезался в воду, подняв волну, мгновенно накрывшую ее с головой. ГЛАВА ШЕСТАЯ Вынырнув на поверхность. Ник задохнулся от изумления. – Ух ты! Да она ледяная! – Он затряс головой, словно мокрая собака, и во все стороны полетели брызги. Эва взвизгнула, когда ее настиг холодный ливень, но на самом деле ей было приятно. Он обеими руками пригладил назад волосы и улыбнулся. – Ты просто сумасшедшая. Эва пожала плечами, нащупала ногами дно. Вода была ей по грудь. – Однако же ты весьма охотно поддался моему безумию. Удивительно, правда? Его улыбка стала шире. Никогда еще Ник так раскованно не улыбался. Смягчились всегда плотно сжатые губы – видно, он немного расслабился. Эва окинула его взглядом: он стоял ближе к берегу, по пояс в воде. Волосы у него на груди были на удивление темными и гладко прилегали к коже. Только внизу живота, как ей удалось мельком увидеть перед тем, как он нырнул, поросль превращалась в мелкие тугие завитки с рыжеватой искоркой. Она усмехнулась. Как это похоже на природу с ее шуточками: наградить холодного и замкнутого человека «полярной шапкой» волос – и тут же намекнуть на скрытый подо льдом огонь. Она поплыла мимо него вдоль берега, рассекая воду неторопливыми взмахами. – Через несколько секунд уже привыкнешь, – пообещала она, переворачиваясь на спину. – Как раз то, что надо, чтобы освежиться. Забыв о ползущих по телу мурашках, Ник смотрел, как она дрейфует на спине, как ее груди с розовыми бутонами сосков то скрываются, то снова показываются на поверхности. Хотя все остальное тело было погружено в воду, кое-что просвечивало сквозь ее кристально прозрачную голубизну. Эва походила на морскую нимфу – гибкая, соблазнительная и такая желанная… Легко сказать – «освежиться». Его все сильнее бросало в жар. Когда она оказалась на досягаемом расстоянии, он схватил ее за локоть и притянул к себе, так что влажное тело скользнуло по его бедру. От нее шло ощущение прохлады и невыносимого соблазна. Столбик его внутреннего термометра рванулся к точке кипения. – Иди-ка сюда, – тихо приказал он, ставя ее на ноги рядом с собой. Его рука мягко приподняла ее подбородок. Он медленно нагнулся, давая ей время осознать, что происходит. Почувствовав, что Ник собирается поцеловать ее, Эва не стала ждать. Она потянулась к нему из воды, подставляя губы, а руками обняла его за шею. Незачем делать вид, что порыв его случаен и неожидан для нее. Она же любит его и так долго ждала возможности узнать, каково это – любить его и телом. Несмотря на то, что они стояли в воде, его губы обжигали. Эва ощутила, как этот жар проник в нее и свернулся клубком внизу живота. Но вот его язык своими скользящими ласками разворошил тлеющий жар, и языки пламени зазмеились по всему телу. Ее колени подгибались. Пришлось уцепиться за его плечи, чтобы устоять в воде. Помогли его руки: одна скользнула ей в волосы, поддерживая запрокинутую в поцелуе голову, другая легла на спину, помогая устоять на ногах. Она прильнула к Нику, радуясь исходившим от него мужскому теплу, силе и желанию. Ник не торопился, целуя, впитывая вкус податливых губ и любя ее одним только ртом, пока она не подумала, что сейчас заплачет. Он ласкал ее нежно и властно, даря поразительное разнообразие эротического наслаждения через обманчиво простой акт поцелуя. Ник упивался поцелуем, накаляясь от ощущений, которые она в нем вызывала. Сначала ее кожа была прохладной, а губы дрожали от резкого горного ветерка. Да и его собственная воспламенившаяся было плоть при погружении в ледяную воду слегка поостыла. Но как только их губы встретились, в тот же миг исчезло ощущение холода, влажности и озноба. Ее кожа вдруг стала теплой, губы согрелись его ртом и дыханием. Телу его передавались пробегавшие по ней волны истомной дрожи. Он поднял руку и чашей ладони накрыл одну грудь. Эва тихо застонала, не отрывая губ, и он ощутил вкус ее желания. Он радовался тому, как легко она ожила от его прикосновений. И как быстро откликнулся он сам. Та неуловимая тайна, которая звалась Эвой Джеймс, превратилась в женщину прямо-таки обольстительную. Как он хотел ее! Так легко и безоглядно от него никогда еще не возбуждалась ни одна женщина. Этого следовало ожидать: достаточно было лишь поцеловать ее, прикоснуться к ней, впитать ее вкус – и он воспламенился настолько, что теперь не успокоится до тех пор, пока не проникнет в нее. Он притянул ее еще ближе к себе, чтобы она знала, что с ним делает, и убедилась, как сильно его вожделение. Ощущая происшедшее в нем изменение, Эва провела рукой по его спине, потом вокруг талии к животу. Плотная на спине, спереди его кожа поражала своей нежной бархатистостью. Мышцы Ника непроизвольно сократились, когда ее рука заскользила ниже. Он застонал, словно от боли, когда пальцы ее обхватили восставшую плоть, но лишь притянул Эву еще ближе, положив руки ей на ягодицы, так что ее рука оказалась зажатой меж их сомкнутых тел. Вот и весь имидж Айсберга, подумала Эва с тайным удовлетворением, от которого у нее почему-то свело пальцы ног. У Ника Бауэра есть свой персональный вулкан, и, похоже, что вот-вот произойдет извержение. Когда она наконец высвободила руку, жерло «вулкана» уткнулось в сокровенное местечко между ее бедрами. Слегка раздвинув ноги, она зажала его и напряглась. Ник тихо застонал, не прерывая поцелуя, и еще сильнее вдавил пальцы в мягкую плоть ее ягодиц, поднимая Эву на цыпочки, чтобы их тела соединились еще теснее. Ее груди прижались к нему так сильно, что соскам стало больно. Бедра Ника пришли в движение, и плавному их ритму подчинилось дразнящее скольжение языка между ее губами. Эве не хватало воздуха. Каждое прикосновение Ника жгло огнем. Внутри у нее все таяло и плавилось. Давление между ног нарастало с каждой минутой и недвусмысленно говорило о том, что последует дальше. Однако ожидание затянулось, и сокровенное место уже невыносимо болело. – Ник… – сказала она, прерывисто дыша. – Ник… что же ты? – Я слышу тебя, Эва. – Ник отчаянно соображал, какая поза позволила бы ему заняться с ней любовью там, где они стояли. Он подхватил ее под ягодицы, поднял и прерывисто проговорил: – Обхвати меня ногами за талию! Но дно озерца оказалось очень скользким. Когда Эва попыталась исполнить его просьбу, он оступился, и она стала соскальзывать с него. Вокруг не было ни стены, к которой можно было ее прижать, ни буя, который не давал бы ей погрузиться в воду. Когда стало ясно, что ничего не получится, разочарование Ника оказалось так велико, что он с рыком отчаяния оторвался от ее губ. Он стоял, тяжело дыша и чувствуя, как выскальзывает из кольца ее ног и как ее тело отдаляется от него. Ощущение было мучительным, словно какая-то сила вырывала его из нее с корнем. В отчаянии Ник огляделся вокруг и увидел на берегу мягкий и пружинистый травяной ковер. Но стоит ли рисковать на таком открытом месте: вдруг кто-то явится и увидит или, того хуже, прервет их? – Что случилось, Ник? Он обернулся к Эве и заметил, что она почти в беспамятстве. Тело ее изнеможенно клонилось к нему, и погруженные в воду груди чуть касались его груди. – Разве ты не хочешь меня, Ник? В вопросе был и скрытый приказ. Ясно, ей не терпится дождаться завершения, прямо здесь и сейчас. Его обдало жаркой волной, а тело содрогнулось от вспыхнувшего с новой силой желания. – Хочу, черт побери! Но Ник был человеком, привыкшим к обстоятельности. Хоть он и не Лотарио, но какое-то представление о том, как все должно у них быть в первый раз, у него имелось. Совокупление на скорую руку где-то в горном ущелье явно не годилось. Но когда он увидел ее затуманенные страстью глаза и размытый изгиб припухших, обиженно трепещущих губ, его обуяло желание немедленно утолить терзающий их голод. Смущенно засмеявшись, Ник потащил ее за собой к берегу. – Хотелось бы, конечно, найти место получше, но ждать больше, Эва, я не могу. Когда они добрались до берега и вышли из воды, он остановился и повернулся к ней. – Ты позволишь мне любить тебя сейчас? Прямо здесь? На траве? Тело Эвы сотрясала дрожь как от желания, так и от ветерка, обдувавшего влажную кожу. Она вглядывалась Нику в лицо, ища признаков недовольства, но видела только, как напряженно он ждет ее ответа. Она улыбнулась ему улыбкой, зовущей утолить наконец жажду, которую они пробудили в себе. Но момент был слишком важен, чтобы отнестись к нему легкомысленно. Потребность в столь же сильном ответном чувстве была слишком огромна, чтобы ограничиться банальной улыбкой вожделения. И Эва ответила очень серьезно: – Если ты испытываешь то же, что испытываю я, то нет места лучше, чем это. Его улыбка была самым красноречивым выражением нежности и радости. Он любит меня, подумала Эва. И тут он привлек ее к себе и обнял. Они долго стояли просто обнявшись, словно и не приходили ни к какому соглашению. Но потом он взял ее лицо в ладони, слегка приподнял, чтобы их губы встретились, и Эва почувствовала себя так, будто весь суетный мир исчез, оставив их одних в этом пригородном Эдеме. Только что они стояли на ногах, и вот она уже ощутила, как ее укладывают на траву. Она не помнила, долго ли они целовались, или это был всего один поцелуй перед тем, как их снова внезапно охватила бешеная лихорадка страсти. Его руки и рот были везде. Губы впивались в ее губы, потом касались лба, глаз, потом припадали к груди, ласкали так, что она всхлипывала от наслаждения. Его руки гладили ее, успокаивая и возбуждая, и ее руки отвечали тем же. Затем его пальцы продвинулись дальше вниз и проникли внутрь, и в их ласке была такая сладость, что ее тело не смогло устоять. Первая волна наслаждения поразила Эву своей силой. Внутренний трепет плоти, сжавшей ему пальцы, был почти болезненным. Она инстинктивно приподняла бедра навстречу его пальцам и тут же замерла, смущенная такой незамедлительной, голодной реакцией своего тела. Но потом услышала, как он одобрительно шепчет ей на ухо: – Да, Эва! Да! Ты так чутко, так хорошо откликаешься… Еще до того, как сладостные спазмы стали убывать, он оказался стоящим на коленях между ее раздвинутыми бедрами. На какое-то мгновение Эва открыла глаза. Его дыхание было отрывистым, серебристые волосы потемнели от воды, губы стиснуты. Он с таким усилием сдерживал себя, что казался почти злым, но в темных глазах она уловила выражение беззащитности, которое тронуло ее сердце больше, чем его сильное, красивое тело. Сложная игра чувств, которую Ник всегда так искусно скрывал, смягчила и очеловечила классическую красоту его лица. Новая волна любви поднялась и затопила Эву целиком. Ник что-то говорил ей, но она не разбирала слов. Это было не важно. Она ощутила на бедрах его руки и вслед за тем его плоть у себя внутри. Это проникновение было почти грубым. Очевидно, он истратил все свое самообладание на то, чтобы подвести ее к пику восторга. И теперь, плотно войдя в нее, он сам вскрикнул в мгновенном изумлении. Боли Эва не ощутила, была только потрясена вторжением некой огромной, могучей и требовательной силы. Она инстинктивно выгнулась навстречу долгожданному завоевателю, повторяя свое движение вновь и вновь, и с каждым разом ее тело все больше расслаблялось и все глубже впускало его в себя. Но эти усилия исторгали из нее глухие стоны. Ранее неведомое ей, ошеломляющее наслаждение сотрясало ее существо. Ник пытался остановить этот вышедший из-под контроля локомотив, в который превратилось его тело. Они оба были мокрыми после купания в озерце, но там, глубоко внутри, Эва была еще более мокрой и невозможно горячей. Подгоняемый головокружительным восторгом, Ник был воплощением голода, грубого и жадного. Его толчки становились все резче, сильнее, неудержимей. Он никогда раньше не испытывал подобного вожделения, не был настолько подвластен эмоциям, никогда в такой степени не терял контроль над собой. Он наклонился над ней, слепо ища ее губы, словно лишь поцелуй помешал бы ему взорваться мириадами осколков. Вот наконец нашел, и их успокаивающее тепло проникло в его чувства. Под ним была Эва, единственная на свете женщина, которая после такой долгой самоизоляции заставила его ощутить, что он может снова обрести покой, снова вернуться к жизни. Ник благодарно застонал, когда ее нежный рот дал ему точку опоры, а беспорядочный ритм движений выровнялся в глубокие, насыщающие импульсы, которые понесли их обоих к заветной ленточке финиша. Эва ощутила, как он напрягся: короткие сильные толчки приближали ее к последней черте наслаждения, а глухие стоны Ника говорили о том, что и он близок к экстазу. Она с такой силой вцепилась в него, словно травяной покров под ними внезапно сорвался с места и полетел подобно волшебному ковру-самолету. – Оох… о-о-о, да! – Голос Ника прозвучал заключительным аккордом в кульминационный момент, когда он достиг вершины одновременно с ней. Зарывшись лицом в ямку между ее шеей и плечом, Ник коротко вздохнул и спустя несколько секунд затих. Но каждая мышца его тела оставалась в напряжении, ибо желание продолжало пульсировать в точке их слияния. Словно он достиг пика наслаждения без ведома своей плоти и она готова начать снова, прямо сейчас. – Я думал… не думаю, что… – забормотал он ей в волосы и вдруг начал тихонько смеяться. Эва нежно гладила его по спине, пока его смех сотрясал их обоих. Она заранее знала, что все будет именно так, что в этом космическом огне сгорят все прежние воспоминания. Теперь останется лишь одно: о теле Ника и о том, как полно и безраздельно владел он ее телом. Резкий, сухой треск молнии заставил обоих вздрогнуть, а вслед за этим пушечным выстрелом грянул гром, да так, что показалось, будто под ними затряслась земля. Эва откинула голову назад, Ник поднял свою к небу. На западе через край горной вершины переваливали свинцовые облака. Пока они смотрели, еще одна вспышка молнии выстрелила из клубящегося грозового фронта по еще не захваченной им чистой голубизне. А затем послышался свист ветра, внезапно пронесшегося по ущелью, и вслед за этим его холодные, насыщенные влагой порывы остудили их обнаженные тела. В следующую секунду по ним ударили частые, крупные капли летнего дождя. Ник быстро вскочил на ноги и протянул руку Эве. – Бежим! – крикнул он, помогая ей встать. Он обнял ее за плечи, стараясь прикрыть своим телом, и тут над ними разверзлись хляби небесные. Несясь по траве, словно парочка непослушных детей, они бросились к лимузину. Ник набрал комбинацию автоматического замка, потом схватился за ручку задней двери, распахнул ее и отступил назад, чтобы Эва могла забраться первой. Прыгнув внутрь вслед за ней, он захлопнул за собой дверцу. Взглянув друг на друга и увидев прилипшие ко лбам волосы, мокрые лица и падающие с подбородков капли дождевой воды, оба одновременно начали хохотать. В этот момент молния рассеяла полумрак, создаваемый в машине тонированными стеклами. Инстинктивно они схватились друг за друга, и тут же раздался удар грома. – Боже, какая ты красивая! – воскликнул Ник, беря ее лицо в ладони. – Красивая! И чудесная! И больше чем чуточку сумасшедшая! – В конце каждой фразы он ставил знак препинания в виде поцелуя, который легонько запечатлевал сначала на ресницах, потом на носу и наконец на губах. На минуту Эва отдалась изумительному опьянению от его поцелуев. Все чувства, которые она так боялась выразить, поднялись из потайных глубин, чуть не задушив ее своим напором. Она уперлась рукой ему в грудь и вырвалась из его разжавшихся объятий с дрожащим смешком, перешедшим в рыдание, и из глаз у нее неожиданно выкатилось по слезинке. – Ты плачешь. – Нахмурившись, Ник притянул ее к себе. – Я что, сделал тебе больно? У тебя там было так тесно… Эва покачала головой, удивленная не меньше, чем он, этим нежданным всплеском эмоций. – Нет-нет. Просто я… – Она взглянула на него глазами, в которых светилась любовь. – Просто я так давно этого хотела. Ник посмотрел на нее долгим, странным взглядом, потом озорно усмехнулся и спросил: – Тогда почему этого не случилось раньше? – Потому что я знала, что будет именно так, – сказала Эва с самой рассудительной из своих интонаций и положила голову ему на плечо. – Просто обними меня. – Вот так будет лучше, – удовлетворенно сказал Ник, без стеснения вытянувшись на кожаном сиденье и заставив ее лечь рядом с собой. – И почему я с самого начала не подумал о лимузине? Взгляд Эвы скользнул по смело выставленным напоказ контурам его груди и живота, спустился до самого низа, и ее глаза округлились при виде того, что она увидела. – Потому что ты думал – или, вернее будет сказать, думаешь – о совершенно других вещах. Ник проследил за ее взглядом и усмехнулся. – Обычно я восстанавливаюсь не столь быстро. – Он повернул голову так, чтобы видеть ее, и улыбнулся во весь рот с чисто мужским самодовольством. – Теперь ты знаешь. Ты делаешь это со мной каждый раз, когда я оказываюсь поблизости. Эва глубоко и судорожно вздохнула. Да, теперь она знает, но все равно это чудо и возбуждает невыносимо. Она облизнула губы неосознанно чувственным движением и вполне осознанно положила руку на покрытую шелковистыми волосами поверхность под его пупком. – Нам не во что одеться. Наши вещи остались мокнуть под дождем. – Да, – со вздохом отозвался Ник. – Ты только и знаешь, что портить одежду. Придется потратиться на резиновые костюмы, если так будет продолжаться. Эва улыбнулась, лениво накручивая на палец жесткий завиток мужских волос. – Мне, во всяком случае, результат понравился. – Эва, – сказал он преувеличенно низким голосом, – ты нарываешься на… неприятности. Эва перекатилась на него и, взяв его лицо в ладони, стала целовать каждый дюйм, оказавшийся в пределах досягаемости: брови, глаза, углубления под скулами, но больше всего губы – слегка припухшие и от страсти потерявшие четкость очертаний. Закончив, она с нахальной усмешкой разжала ладони. – Я люблю тебя, Ник Бауэр. К своему смятению, она увидела мелькнувшую у него в глазах тень замешательства, прежде чем он успел спрятать его. – Эва, – начал он с теплой ноткой в голосе, которая не вполне вязалась с настороженным взглядом, – ты не представляешь, как я польщен. И наверняка уже догадалась о моих чувствах к тебе. – Ничего я не догадалась, – решительно ответила она, проводя кончиком пальца по его жезлу. – Ты ни разу не сказал и двух вразумительных слов о своих чувствах ко мне. Он с намеком пошевелил бедрами у нее под рукой. – Хочешь, я еще раз продемонстрирую, как ты на меня действуешь? Эва замерла, их взгляды встретились: ее – открытый, его – настороженный. Интересно, чувствует ли он себя так же неловко, как она? Выражение его лица не давало ответа на этот вопрос. Ник заработал себе репутацию умением справляться со сложными и деликатными ситуациями. Однако здесь было нечто такое, на что Эва, хоть и зная его, не рассчитывала. Даже раздетый догола, Ник Бауэр был защищен непробиваемым панцирем самообладания. – По-моему, я знаю, что ты чувствуешь, Ник, – сказала она, медленно выговаривая слова, выбирая их так осторожно, будто неподходящее могло укусить. – Вопрос в том, знаешь ли ты сам, что чувствуешь? Она увидела, как блеснули у него глаза, когда включился его острый как бритва ум. – Давай узнаем это вместе. Он наклонил голову и поцеловал сосок ее груди. Стал не торопясь ласкать его языком, пока он не сморщился и не затвердел, а потом с силой втянул его в рот. Она инстинктивно выгнулась и глубоко, со всхлипом вздохнула. Еще через несколько секунд ее, казалось бы, насытившееся тело уже опять истомно болело. Даже понимая, что он пустил в ход тактику проволочек, Эва не могла упрекнуть его – столь восхитителен был выбранный им способ. Когда он отодвинулся, на лице его играл румянец, а на губах – улыбка удовлетворения. – Я знаю, как чувствую себя, когда мы вместе. Чудесно. Удовлетворенно. Чувствую, что живу. Я ничего подобного не испытывал последние шесть лет. Может, и вообще никогда. – Его глаза цвета обжигающего кофе, казалось, вбирают ее в себя. – Разве этого пока не достаточно? Она не попыталась отстранить его, когда он снова наклонился над ней. Напротив, ее руки обняли его и притянули еще ближе. Ей хотелось сказать ему очень многое. Например: «Я люблю тебя, хочу выйти за тебя замуж, хочу, чтобы у нас получилась семья, которая потом станет больше. Хочу родить тебе детей, чтобы ты впредь никогда не испытывал одиночества». Но пока приходилось довольствоваться тем, что он давал ей: настоящим моментом. Эва поцеловала его, и это был поцелуй, проникающий в душу, в равной мере дарящий нежность и страсть человеку, которого она любит больше, чем можно себе представить. Эта любовь сделала ее смелой, безрассудной, заставила поступиться гордостью и приличиями. Неудивительно, что древние римляне изображали Купидона нахальным сорванцом. С ней произошел тяжелый случай. Болезнь, завладевшая ею, не пройдет никогда. Он раздвинул ей бедра, так что она оказалась сидящей на нем верхом, и вошел в нее мощным толчком, вызвавшим у него стон наслаждения. Потом стал двигаться в ней ровно и сильно, наливаясь жизнью в том сокровенном месте, к которому она прикасалась, которое ласкала, и Эва закрыла глаза со вздохом, выражавшим одно только желание. Сопротивляться нет сил. Бесполезно и невозможно. Потом она перестала даже думать и отдалась во власть сладостных, чудесных ощущений, которые сумел пробудить в ней только он один. А когда они насытились друг другом, Ник уложил ее на широкое кожаное сиденье рядом с собой и удобно угнездил в сгибе своей руки. Они долго лежали в полумраке, слушая заключительную часть грозовой симфонии, гремевшей вокруг, пока они занимались любовью. Гром теперь ворчал приглушенно, молнии сверкали реже и мягче. Но Эва была настроена на волну другой бури – той, что бушевала в мыслях у Ника Бауэра. Она слышала быстрый стук его сердца и понимала: он обдумывает, что ему дальше делать и говорить. Как бы ни хотелось облегчить ему выход из положения, она понимала, что не должна этого делать. Сегодня она поставила на карту все. Теперь момент истины наступил для него, и ему решать, принять ее или отвергнуть. Ник держался за Эву так, словно она может вдруг сбежать от него. Но он знал, что дело обстоит наоборот. Держать нужно его самого, чтобы не сбежал. Он лежал рядом с ней с бешено колотящимся сердцем и потными ладонями, и каждый его нерв был натянут до предела. Любовь Эвы расколола его скорлупу и показала, что его ложное чувство самодостаточности – не что иное, как маскировочное прикрытие, под которым прячется страх. Я люблю тебя. Она произнесла эти слова смело, бесстрашно. Он слишком хорошо знал ее, чтобы заподозрить в намерении вырвать ответное признание. Она это сказала, потому что так думает. Ее признание заставило его и возгордиться, и почувствовать собственную незначительность, но главное – оно перепугало его до смерти. Ее общество весь этот последний год было величайшим подарком в его жизни. Но он пока не готов… не совсем готов… Ник внутренне поморщился от оправданий, которые рождались у него в мыслях. Черт возьми! Неужели он до такой степени трусит? Он же хотел провести эти выходные с Эвой так, как не хотел ничего другого за все шесть лет. После ее объятий у него было такое чувство, словно к нему вновь вернулось дыхание, вновь вернулась жизнь. Но он, видите ли, не готов принять от нее так много – безоговорочное признание в любви. Нет, одно это не могло объяснить страх, который рвал на части его внутренности. Правда заключалась в том, что он не хотел брать на себя ответственность за ее любовь, потому что очень боялся не оправдать надежд, разбить ей сердце. Но если он ничего не предложит Эве, то потеряет ее. – Побудь эти выходные со мной. Эва оторвала голову от его плеча и посмотрела на него. – Ты имеешь в виду – на совещании? Как ты объяснишь другим мое присутствие? Его лицо приняло классическое «бауэровское» выражение: холодное, отстраненное, недосягаемое. – Я никогда ничего не объясняю. Эва попыталась не реагировать на эту вызывающую самоуверенность, но скрытый смысл ее был налицо, и от этого никуда не деться. Ник не считает неудобным привести с собой на деловое совещание женщину, потому что это для него не внове. У нее-то все прямо сжалось внутри, когда она представила себе усмешки и косые взгляды, которые ей придется вынести. Его деловые партнеры логично предположат, что она его любовница. Но даже и это было бы не страшно, если бы Ник заговорил с ней о своих чувствах. Он этого не сделал. Не исключено, что она все же совершила ужасную ошибку. Не исключено, что он не испытывает тех чувств, какие испытывает она. Ей стало еще больнее от этой мысли. – Банальный роман с тобой мне не нужен, Ник. На лице у него играла краска раздражения, когда он повернул к ней голову. – Я говорю не о романе. – Он крепче прижал ее к себе. – Мы ведь фактически только что нашли друг друга, Эва. Я пока не хочу тебя отпускать. Пока. Эва покачала головой: с каждой секундой ей становилось все холоднее и неуютнее. – Если я сейчас останусь с тобой, Ник, то у нас и будет заурядный роман. Я знаю, чего хочу. Мне нужно не это. А притворяться я не могу. Ник убрал обнимавшую ее руку. – Ладно, Эва. Примем твои условия. Поезжай в Олбани, если считаешь нужным. Только обещай мне, что следующие выходные мы проведем вместе. Он бросил взгляд на сиденье напротив, где валялся в раскрытом виде его ежедневник, но передумал тянуться за ним и пожал плечами. – Даже если и назначены какие-то встречи, я все отменю. Даже закажу тебе билет на пятничный рейс, так что мне не придется тратить драгоценное время на то, чтобы добираться до Олбани на машине. – Он ободряюще улыбнулся. – Видишь, я готов менять ради тебя свои планы. Это что-нибудь для тебя значит? – Да, – несчастным голосом сказала Эва. – Это значит, что заниматься сексом со мной нравится тебе в достаточной степени, чтобы ради этого причинить неудобства другим. С его лица исчезло всякое выражение. – Не извращай моих намерений, Эва, это несправедливо. Эва закусила губу. Как бы ей хотелось позабыть обо всем на свете, кроме того факта, что он хочет быть с ней, что сейчас лежит здесь рядом и их отделяет друг от друга только кожа. Но она не может этого сделать. Он возводит барьеры, прячется за здравыми рассуждениями Айсберга. – Ты прав. Прости. Признаться, мне очень хочется принять твое предложение. – Она дотронулась до его щеки. – Но ты помнишь, как две недели назад я сказала тебе, что половина женщин в Нью-Йорке влюблена в тебя или хочет просто переспать с тобой? – (Он медленно кивнул.) – Так вот, а я та женщина, которая хочет выйти за тебя замуж, Ник. Ее слова повисли в воздухе, между ними воцарилось пугающее молчание. Эва почувствовала, как начали гореть ее щеки, а он продолжал смотреть на нее, и его глаза посылали ей предупреждающие сигналы. Впервые за все время она пожалела, что эти глаза не скрыты за непроницаемыми очками. У нее возникло такое ощущение, будто и не было ни последних двух дней, ни последнего часа. Она зашла слишком далеко, слишком поторопилась и все погубила. Эва села и высвободилась из его объятий. – Наверное, этого вообще не стоило говорить. – Нет, почему же. – Он тоже сел и дотронулся до ее лица, чтобы опять повернуть его к себе. Ника ранило выражение боли на нем, и он в отчаянии подумал, почему все то прекрасное, что было сегодня между ними, так быстро превратилось в прах. – Я восхищаюсь твоей честностью. Просто все это… так неожиданно, Эва. Эва невольно засмеялась. – Ох, Ник, ты говоришь совсем как героиня какого-то романа викторианской эпохи. К ее удивлению, он покраснел. – Черт побери, Эва, зачем все усложнять! Было заметно, как он взял себя в руки, потом протяжно выдохнул. – Для тебя все просто. А для меня все сложно. Причем уже давно. Ему было невыносимо совсем к ней не прикасаться, поэтому он взял ее руку и зажал между своими ладонями, стараясь дать ей почувствовать свою искренность. – Я знаю, что хочу быть с тобой, что ты делаешь меня таким счастливым, каким я себя вообще не помню. Но я не знаю, любовь ли это. – Какая-то неясная печаль омрачила его лицо. – Я не хочу обманом отобрать у тебя шанс получить то, чего сам дать не могу. Эва протянула руку и нежно погладила его по волосам. – Ник, не волнуйся, чувства у тебя не атрофировались. Мне кажется, ты просто забыл, как их слушать. Но если ты не испытываешь того же, что и я, то имитировать этого не сможешь. – Я сам не знаю, что испытываю, – с горечью проговорил он. Его лицо исказилось от боли. – Но, черт побери, Эва, я не позволю тебе бросить меня! Эва пытливо смотрела ему в лицо и видела перед собой человека, который еще больше, чем она, боялся, как бы ему не причинили боль. Она коснулась его рта, отвердевшего от страданий, и ощутила, как расслабляются напряженные губы от нежного движения ее пальцев. Ей хотелось принести ему радость, а не горе. Теперь она знает, как прекрасно лежать в его объятиях, чувствовать себя удовлетворенной, безумно счастливой, состоявшейся женщиной. Знает, что может заставить его смеяться, и ощущать себя беззаботным, и сгорать от желания. Разве сумеет она уйти от него, даже зная, что ее ждет горькая расплата? В первый раз с тех пор, как она разделась, Эва пожалела об этом. Она вдруг увидела себя со стороны, взглядом какого-нибудь прохожего: голая, мокрая, все еще разгоряченная после безумных любовных утех со своим боссом. Ее босс. Ей предстоит работа. – Ладно, Ник. Твоя взяла. Не будем торопиться. Но я не могу… и не хочу сейчас оставаться с тобой. Мне надо устраивать свою жизнь в Олбани. Мы поговорим, когда ты вернешься в Нью-Йорк. – Ты обещаешь? – Обещаю. Эва огляделась вокруг, словно ожидая, что ее одежда появится как по волшебству, и увидела время на часах в панели. – Ты опаздываешь, – сказала она рассеянно и наполовину про себя. – Я открою багажник. Нам нужно переодеться в сухое. Эва выбралась из машины. Дождь все еще шел, хотя поутих и превратился в монотонную серую изморось. Надо сделать всего несколько шагов до передней дверцы и открыть ее. Справившись с этим, она нажала на кнопку, отпирающую багажник. Ник уже был там и быстро вынул чемоданы, после чего хлопнул крышкой багажника сильнее, чем требовалось. Они с Эвой пошли навстречу друг другу. Он едва ли сознавал, что она стоит перед ним под дождем, защищаемая одним лишь бесстрастным выражением лица. Она видела, что он скользит по ней взглядом: вот задержался и наблюдает, как хрустальные капли дождя срываются с кончиков ее грудей. Она в свою очередь следила глазами, как дождевые капли прокладывают путь по его широкой груди, стекая к низу живота. Даже сейчас он был наполовину готов снова любить ее. Она знала, что достаточно будет одного неосторожного жеста или одобрительного вздоха – и они окажутся в лимузине и тела их снова сплетутся на широком кожаном сиденье. Она протянула руку и взяла у него свой чемоданчик. – Я переоденусь впереди, – бодрым голосом сказала она и уже повернула назад. Ник поймал ее за локоть. – Я знаю, что ты сердишься. – Я не сержусь. Ник. – Она подалась вперед и поцеловала его где-то возле губ. – И не жалею о том, что было у нас сегодня. 4Потому что очень давно об этом мечтала. Но даже мечтам приходит конец, верно? – И почему мы так много требуем от жизни? – Она услышала, как он прошептал это про себя уже у нее за спиной. – Почему не можем довольствоваться малым? В его голосе слышалась нотка жалобы и отчаяния. Неужели ему все еще трудно даже подумать о том, чтобы полюбить снова? Для нее это было самым естественным, самым необходимым в жизни желанием. ГЛАВА СЕДЬМАЯ На обратном пути подниматься на перевал пришлось медленно. Промчавшийся по ущелью шквал засыпал мокрый асфальт камнями и песком. Когда они еще ехали к озерцу, Эва видела несколько табличек, предупреждавших о возможности камнепадов, но не придала этому большого значения. Теперь такие предупреждения виделись ей совсем в ином свете. Между отвесной скалой с одной стороны и глубоким обрывом с другой места было немного. Крутые повороты, часто скрываемые до последней секунды нависшими ветвями деревьев, заставляли ее нервничать. Завал на дороге может означать серьезную задержку. Она вдруг подумала, что не потрудилась спросить, нет ли отсюда другой дороги, и что они до сих пор не разминулись ни с одной машиной. Хотя вечер еще не наступил, солнце уже скрылось за горами и дорога погрузилась в глубокие тени сумерек. Кондиционер не был включен, но от охлажденного дождем воздуха Эва покрылась гусиной кожей. Торопясь одеться, она натянула первое попавшееся под руку – джинсы и тенниску. Дождь погубил ее шоферскую униформу, но она ей больше и не понадобится. Ее служба у Ника Бауэра закончена. Она с опаской бросила взгляд в зеркало заднего вида. Ник, одетый столь же небрежно, сидел, уставившись прямо перед собой. Может, наблюдал за ней? Она снова стала смотреть на дорогу. Ей не удалось по выражению его лица догадаться, о чем он думает. Темные очки, которые он ни разу не надел за всю вторую половину дня, были опять на месте. Она не пригласила его к себе на переднее сиденье, и сам он не пытался, как прежде, сесть рядом. В ней шевельнулось смутное беспокойство. Мужчина в непроницаемых темных очках показался ей совсем чужим. Прошло несколько секунд, прежде чем Эва опять рискнула оторвать глаза от дороги. Увиденное в зеркале поразило ее настолько, что она невольно отвела взгляд. Поморгав, она сосредоточила внимание на скользком черном асфальте, змеившемся впереди. Должно быть, почудилось. Она взглянула еще раз. И увидела, как одинокая слеза выкатилась из-под темного стекла и медленно сползла по его щеке. Это зрелище и ужаснуло, и обрадовало ее. Если Ник способен столь сильно страдать, то у него в сердце должно найтись место и для других чувств, таких, как счастье, надежда, любовь. Она вздохнула с облегчением, когда лимузин выехал на седловину горного перевала. Здесь все еще ярко светило солнце и дорога расширялась, образуя обзорную площадку, где было место для парковки. Эва притормозила и полюбовалась панорамой раскинувшейся внизу долины, утопавшей в синей дымке и завешенной легкой вуалью дождя, которая тянулась от уходящих грозовых облаков. Потом она снова сосредоточилась на дороге, включила вторую скорость и тронулась вниз по противоположному склону, выводившему на главную трассу. Лимузин плавно вписался в первый поворот, отлично слушаясь руля. Склон с этой стороны горы был более пологий, и у дороги густо росли деревья. В ожидании следующего поворота Эва решила, что может чуточку расслабиться. Худшее уже позади. … Тягач с прицепом появился из ниоткуда, материализовавшись из-за невидимого поворота прямо перед лимузином. Эва ударила по тормозам с предостерегающим криком и круто завернула руль вправо, чтобы не врезаться в склон горы. Пытаясь не потерять управление, она слышала, как Ник выкрикнул ее имя. Колеса заскользили по мокрой поверхности и соскочили с дороги. Лимузин вильнул, потом она ощутила удар от столкновения с передним бампером тягача. Послышался скрежет металла, и что-то взорвалось перед ее лицом. Аварийная подушка, подумала она, когда что-то сильно ударило ее в лицо и грудь. Борясь с беспамятством, Ник сглотнул, ощутил вкус крови и зло выругался. Пахло горелой резиной и бензиновыми парами. На мгновение ему показалось, что он заново переживает ночной кошмар. Этого не может быть. Боже правый! Только не это! Он заставил себя открыть глаза и увидел прямо над собой мягкую обивку потолка. Он лежал в неудобной позе, грудь и шея болели от врезавшихся в момент столкновения привязных ремней. – Эва! – Он произнес ее имя, еще не успев полностью прийти в себя. – Эва? Ты в порядке? Она не ответила, но в ближайшем к нему окне появилась какая-то тень. Тень оказалась головой мужчины. – Люди, вы живы? Бог свидетель, я вас не видел! – Там впереди женщина! – крикнул Ник. – Что с ней? Мужчина передвинулся и заглянул в переднее окно. – Вот она. Господи! Очень уж неподвижно лежит. Ник постарался не вникать в смысл его слов. Паниковать некогда. Надо действовать. Он отстегнул ремни и высвободился, так что мог смотреть в лицо этому человеку. – Вызовите нам помощь. И как можно скорее! – Конечно! О чем речь! – Водитель грузовика оказался моложе, чем сначала подумалось Нику. Вероятно, не старше двадцати пяти. – У меня в кабине радио. Я вызову шерифа. Ник высунулся из окна. – Только посмей улизнуть, черт побери! Я тебя запомнил. Если смоешься, я и без властей с тобой разберусь! Ник был удивлен тем, как шофер грузовика отреагировал на его угрозу. Что бы он мог ему сделать? Но парень побледнел, его лицо сморщилось. – Послушайте, я отойду только поговорить по радио. Там, на другой стороне, случился оползень. Он скатывался очень быстро, мне нельзя было останавливаться. Клянусь, моей вины тут нет. Шериф вам это подтвердит. Я сейчас же вернусь, честное слово! С переднего сиденья до Ника донесся стон. Перебравшись через развалины своего сиденья, он попытался дотянуться до Эвы. – Я здесь, Эва, – сказал он, стараясь протиснуться между кусками покореженного металла к передней спинке. – Ник? – Ее голос был еле слышен. – Слава богу, ты жива. – Ник попытался увидеть ее через разбитую стеклянную перегородку, разделявшую сиденья, но мешала провалившаяся внутрь крыша. – Надо выбираться отсюда. – Не могу. Меня зажало. И нога… – еле слышно выдохнула Эва; в шоковом состоянии ей трудно было понять, насколько серьезно она пострадала. Ника обдало волной страха. – У тебя идет кровь? Эва! Ты можешь сказать или нет? Отвечай! – Нет. Кажется, нет. Я ударилась головой, но… – Эва подняла свободную руку и потрогала лицо. Было ощущение содранной кожи, но, когда она отняла руку, следов крови на пальцах не было. Однако она знала, что скоро вся покроется синяками от удара об аварийную подушку. Несмотря на пульсирующую в голове боль, она заставила себя сосредоточиться поочередно на каждой руке и ноге и постаралась оценить свое положение. Она оказалась зажатой между передним сиденьем и панелью управления, а вдавленная внутрь крыша образовала наклонную плоскость прямо у нее над головой. Она могла двигать руками, ногами же пошевелить не удалось. – Кажется, переломилась рулевая колонка. Мне заклинило ноги. Несмотря на бешено колотящееся сердце, Ник постарался, чтобы у него в голосе не было паники. – Не беспокойся, я сейчас вызову помощь. Ладно? – Ник? – Да, Эва? – Не бросай меня. – Ни за что на свете! – Ник? Я не то хотела сказать. Тебе надо выйти наружу. Машина может свалиться в любую минуту. – Не волнуйся. Ты врезалась в дерево. Лимузин никуда не денется. – Он надеялся, что его слова прозвучали убедительно, потому что ощущал, как машину слегка раскачивает ветром. Это могло означать, что она застряла в неустойчивом положении, несмотря на ствол дерева, который был виден через треснувшее лобовое стекло. – Повезло тебе со страховкой, – сострила она и слабо засмеялась. – Чертовски повезло, – подхватил Ник, но без смеха. Он выглянул в окно, надеясь увидеть возвращающегося шофера, но тот словно испарился. – Не унывай, Эва. Я сейчас проверю, не работает ли телефон в машине. – Просто набери девятьсот одиннадцать. – Так я и сделаю. Эве было слышно, как он сыплет проклятиями, шаря в полутьме. Боится, подумала она. Боится за меня. Я не хотела ни причинять ему боль, ни пугать его. Должно быть, ему очень страшно. Ник нашел телефон у себя под левой туфлей и набрал номер. – Мисс, нужна срочная помощь. Автомобильная катастрофа. Срочно свяжите меня с полицией Северной Каролины… Откуда мне знать, черт побери? Вы же телефонистка. Поскорее, я жду. Его соединили с удивительной легкостью. – Я попал в автокатастрофу в… – Ник приподнял голову в направлении переднего сиденья. – Где мы находимся, Эва? – Я не запомнила, как называется это место, – тихо ответила она. – Скажи им, что это по дороге к ущелью, недалеко от парковой дороги Блю-Ридж. Ник повторил это в трубку, с минуту слушал, а потом взорвался с нехарактерной для него горячностью: – Мне наплевать на проблемы, которые создала вам гроза. У нас проблемы побольше. Женщину заклинило в машине. Пошлите сюда кого-нибудь! Немедленно! Ориентируйтесь на оползень, блокирующий дорогу. Мы находимся по ту сторону от него. С собой захватите все, что требуется, чтобы извлечь женщину из машины. Если нас не вытащат до наступления темноты, то вообще не найдут. Эва слушала, как Ник объясняет полиции ситуацию, в которой они оказались, и просит немедленной помощи. Может, после грозы дороги залило или завалило. Сколько потребуется времени, чтобы спасатели до них добрались? В эту минуту заскрипел и посыпался гравий – это машина еще немного осела на краю обрыва. Ник с трудом сдержался, чтобы не выругаться, когда раздался визг и скрежет металла. Через несколько секунд движение прекратилось. Он подавил в себе дрожь испуга. – Эва, – произнес он ровным голосом, продвигаясь еще немного по направлению к переднему сиденью, – попробуй проверить, не сможешь ли ты освободиться сама. Эва покачала головой. – Бесполезно. Я уже пробовала. Не думаю, что у меня что-то сломано, но выбраться я не смогу, тут нужна спасательная техника. Но ты должен отсюда выбираться, Ник, пока не поздно. Согласен? – Согласен. Сейчас зайду с твоей стороны и попробую открыть дверцу. Эва зажмурила глаза, услышав, как открывается, уступая грубой силе, задняя дверца. Этот звук больше подходил раздираемой на части консервной банке, чем роскошному лимузину. Важно, что Ник будет в безопасности. Теперь можно поволноваться и за себя. Она почувствовала, как что-то теплое течет у нее по щеке, и поняла, что это пот. Странно, ведь все остальные части тела ощущают холод. Нервы, сказала она себе. Просто нервы. Ей ведь практически не о чем беспокоиться. Ник здесь, рядом. Он обязательно найдет способ спасти ее. Она слышала, как скрипит у него под ногами гравий. Ага, это он обходит машину кругом. Пробует оценить степень повреждений и, вероятно, прикидывает, в какую новую переделку она может попасть, если случится очередной камнепад. Услышав еще чей-то голос, она попыталась повернуть голову, чтобы посмотреть, кто это. Может, уже прибыли спасатели? Но разглядеть ничего не удалось. – Ник? – позвала она. – Ник! После нескольких секунд ожидания, когда сердце чуть не выскочило у нее из груди, она увидела, как дверца со стороны пассажирского места с диким скрежетом открылась и в потоке хлынувшего внутрь солнечного света показалось лицо Ника. – Все в порядке, Эва. Я разговаривал с водителем тягача, который в нас врезался. Он тоже вызвал помощь, но пройдет какое-то время, надо потерпеть. – Его улыбка стала бесшабашной. – Я составлю тебе компанию, чтобы ты не заскучала. – Нет! Не делай этого! – крикнула она, но он уже влез в машину, протискиваясь мимо острых зазубрин рваного металла туда, где под смятым каркасом осталась узкая щель между сиденьем и приборной доской. – Незачем тебе здесь сидеть, – попробовала она уговорить его еще раз. – Вдруг что-нибудь случится! Он улыбнулся, чем заставил ее пульс участиться, и устроился как можно ближе к ней. – Помнишь, о чем ты спросила меня вчера вечером? Боже мой! Неужели это было только вчера вечером? Ты спросила, ради чего я хочу жить, Эва. Тогда у меня не было ответа. Сейчас есть. Я хочу жить ради того, чтобы быть с тобой. Эва закусила губу. – Ник, не надо. Прошу тебя. – Не надо что? – Он попытался дотянуться рукой до ее плеча. – Ты думаешь, я просто так болтаю, чтобы занять тебя? Если бы это было так, я бы мог говорить о погоде. – Он нахмурил брови, его лицо приняло задумчивое выражение. – Я не тупица, Эва. Упрямый, близорукий – это да. Я не привык ошибаться в суждениях, поэтому и не понял, в чем был не прав. Я думал, что до тех пор, пока не позволю себе ни к кому и ни к чему привязаться, боль и страдания меня минуют. Я не прав. Человек может разложить свою жизнь по полочкам, все рассчитать и предусмотреть – и все равно это не поможет. – Он опять улыбнулся. – Во всех своих расчетах я не учел одного, Эва, – тебя. Не предвидел, что в мою жизнь войдешь ты. – Я знаю. – Эва беспомощно смотрела на него, потому что ей вдруг показалось, что он больше нуждается в утешении, чем она. – Мне очень жаль. – И правильно, – философски сказал он. – Ты безнадежно испортила мой идеальный план, Эва, и я, кажется, никогда этого не переживу. Машину вдруг сильно тряхнуло – у них за спиной отвалился и сполз по скальной стене еще один кусок горы. Ник, услышал, как Эва застонала от страха, когда мимо них со стуком, отскакивая от колес, покатились камни. – Держись, Эва. Спасатели скоро прибудут. – Он затаил дыхание, увидев, что она отвернулась от него. – Ты слышишь меня, Эва? Эва? – Он с трудом продвинулся чуть-чуть по сиденью, но все равно немного не дотягивался до нее. – Эва, ты нужна мне. Не оставляй меня. Эва медленно повернула голову в его сторону. – Я не собираюсь оставлять тебя, Ник. – На ее побелевшем как мел лице он уловил короткий проблеск улыбки. – Я останусь с тобой… и буду бороться за тебя… и выйду за тебя замуж… и рожу тебе детей… и заставлю тебя улыбаться. Ник почувствовал, как сжалось у него сердце. – Ты всегда заставляешь меня улыбаться. – А потом, – продолжала она, словно не слыша его, – я постараюсь, чтобы ты прожил долгую жизнь и успел стать дедом. – Она все еще улыбалась, но ее улыбка стала больше похожей на гримасу. – Но ты никогда не состаришься. Так и будешь всегда сребровласым сердцеедом. – Мне нужно только твое сердце, Эва. Да, от такого будущего я бы не отказался. Если все еще буду тебе нужен. Как просто он это сказал… – Ты мне нужен. – Медленным движением она протянула руку в его сторону. – Обними меня, Ник. Сделав еще одно усилие, он дотянулся до ее руки и, крепко стиснув, даже смог прижать к своей щеке. – Ты такая холодная, Эва. Жаль, что я не могу согреть тебя. – Он провел ладонью по ее руке от локтя до плеча и по груди – насколько удалось дотянуться. – Как только сумею, крепко обниму тебя и буду заниматься с тобой любовью долго-долго, так, что ты не сможешь после этого ходить. Эва слабо засмеялась. – Замолчи, Ник. Не рекомендуется волновать раненого человека. Он улыбнулся, но в глазах была тревога. – Тебе очень больно, Эва? – Нет, совсем не больно. Вот это-то и странно. Я не чувствую вообще ничего, если не считать того, что дико чешется щиколотка на правой ноге, а почесать не могу. – Если чешется, то это хорошо, Эва. Это значит, что ноги не потеряли чувствительности. Она сжала его руку. – Я так рада, что ты рядом, Ник. – Я всегда буду рядом с тобой, Эва, где бы ты ни была. – Он ласково дотронулся до ее лица, погладил по щеке. – Эва? Просто для протокола. Я люблю тебя. Эва кивнула. – Я знаю. И ничего страшного, если ты боишься любить меня. Но ты не будешь разочарован. Я дама крепкая. Тебе следовало бы это уяснить в тот день, когда ты пустил меня на порог в «Бауэр ассошиэйтс». – Я собираюсь взять тебя на постоянную работу в «Бауэр ассошиэйтс», если ты согласна, и водворить тебя на постоянной основе к себе в постель. – Постель будет не только твоя, но и моя тоже. Он закашлялся от смеха. – Ты форсируешь, Эва. – Это просто тикают мои биологические часы, – сказала Эва и тоже засмеялась. Следующие двадцать минут они болтали обо всем, что приходило на ум, решив как бы по взаимному согласию, что для более важных мыслей и чувств будет другое время и место. Оба не сразу обратили внимание на звуки, сопровождавшие прибытие спасательной команды, пока полицейские сирены не стали хорошо слышны за деревьями. – Помощь пришла, Эва, – возбужденно сказал Ник. – Спасатели уже здесь. К несчастью, ни машина «скорой помощи», ни спасательные машины не смогли преодолеть препятствий в виде целой череды небольших грязевых оползней и каменных обвалов, заблокировавших горную дорогу. Полицейские добирались до места пешком, а медиков отправили с расположенной выше в горах обзорной площадки, где смогли посадить вертолет. Эва потеряла всякое представление о времени, пока спасатели цепляли лебедкой и вытаскивали лимузин на безопасное место. Ей не досаждала медлительность, с какой отделяли один за другим куски металла, чтобы извлечь ее, не причинив боли. Она спокойно отвечала на вопросы медиков и только отвела глаза, чтобы не видеть иглу, которую ей воткнули в руку. Мысленно вернувшись на несколько часов назад, Эва видела себя купающейся нагишом в озерце, наслаждалась вкусом губ Ника, ощущала своим телом его горячее и твердое тело. Когда медик, во время спасательных работ следивший по монитору за ее состоянием, заметил, что пульс у нее частит несколько больше, чем ему бы хотелось, Эва лишь улыбнулась ему загадочной улыбкой сфинкса и бросила многозначительный взгляд на Ника, маячившего поблизости. Встретившись с ним глазами, она поняла, что он догадался о ее мыслях, а может, и сам думает о том же. Наконец Эву извлекли из машины, предварительно надев ей спасательный воротник и пристегнув ее к доске – на всякий случай, из предосторожности. Потом заботливо, как если бы она была сделана из сахарной ваты, уложили на носилки. – Ну как она? – спросил Ник у медиков в сороковой раз. – Похоже, все обошлось, – ответил старший. – На первый взгляд нет никаких серьезных повреждений. Но с полной уверенностью ничего сказать нельзя, пока ее не обследуют по всем правилам в стационаре. – Со мной будет все хорошо, – бодро сказала Эва Нику. Потом перевела взгляд на медика. – Вот только как вы спустите меня вниз? – Первым классом, если уж на то пошло, – ответил ей медик с жизнерадостной улыбкой. – Надеюсь, вам нравится летать. Нас сюда доставили на вертолете. – Я полечу вместе с ней. Ошеломленный взгляд Эвы встретился с решительным, немигающим взглядом Ника. В списке вещей, которые он навсегда исключил из своей жизни, полеты значились под первым номером. – Это совсем не обязательно, Ник. Он посмотрел на нее сверху вниз. Взгляд его заблестевших глаз был полон любви и решимости. – Нет, обязательно. Слова эти были произнесены с такой убежденностью, что Эва поняла: он сейчас испытывает на крепость не только их отношения, но и себя самого. Эти два дня она воодушевляла его на небольшие рискованные шаги. Но есть и такой риск, на который люди идут лишь по собственной воле. Сейчас они полетят, и решил он это сам. Они совершили восхождение к парковочной площадке почти в полном молчании. Ник поддерживал носилки у изголовья, чтобы можно было держать ее за руку. Ник вздрогнул лишь один раз, когда ожили лопасти винта. Но когда он поднялся в вертолет и сел возле нее, его лицо выдавало только напряжение, страха на нем не было. Пока вертолет содрогался, набирая обороты перед взлетом, Ник ритмично сжимал ее руку, словно перекачивал в нее свою кровь. – Теперь остается потерпеть совсем немного. Почти все уже позади, малышка. Поверь мне. – Да, дорогой, – спокойно ответила Эва, любя его за то, что он так сильно ее любит. – Мне хотелось бы теперь только одного. Ник наклонился к ней. – Чего же? Скажи мне – и можешь считать, что это у тебя есть. Эва улыбнулась, увидев озабоченное выражение его лица. – Поцелуй меня, Ник. На счастье. Его лицо осветилось радостной улыбкой. – Все, что будет угодно даме. Он поцеловал ее так ласково и нежно, что у нее на глаза навернулись слезы. Но этого ей показалось мало. Чтобы продлить поцелуй, она вытянула руку и придержала его голову за волосы. Когда Ник оторвался от нее, его глаза были темными от страсти, о силе которой Эва до недавнего времени могла только догадываться. – Ну и безрассудная же ты женщина, – восхищенно сказал он. – Это я только с тобой такая, – с озорным смешком ответила она. – Выздоравливай быстрее, Эва. У меня к тебе тысячи разных дел. – Он засмеялся легко и непринужденно. – Некоторые из них можно делать даже не в постели. Эва улыбнулась в ответ, уверенная и в себе, и в нем, и в будущем. Звук вращающихся лопастей казался Эве самой прекрасной песней любви на свете, потому что Ник остался рядом с ней, преодолев свой страх, свои воспоминания и душевные раны. Если он смог это сделать вопреки всему, значит, Айсберг растаял без следа и они оба смогут теперь до конца жизни наслаждаться светом и теплом своей любви. notes Примечания 1 Имеется в виду шкала Фаренгейта. – Прим перев.